Владимир Бешанов - Красный блицкриг

Коммунистическая литература постоянно акцентировала внимание на том аспекте, что «верное своему интернациональному долгу» советское правительство вынуждено было «осуществить дипломатические и военные акции, чтобы защитить население Западной Украины и Западной Белоруссии от фашистского порабощения», по причине и именно «после бегства польского правительства в Румынию», бросившего народ и страну «на произвол судьбы», полагая это веским доводом в оправдание интервенции. Не случайно «История Второй мировой войны», изданная под эгидой четырех институтов, утверждает, что вышеозначенное «бегство» состоялось 16 сентября. А генерал армии С.М. Штеменко, направленный из Академии Генштаба в Киев, сообщает, что ему чуть ли не 13–14 сентября «стало известно, что правительство Польши нашло приют в боярской Румынии».

Хотя прослеживается скорее обратная связь. Польское правительство и военное командование перешли румынскую границу в ночь на 18 сентября. Через двенадцать часов в Коломыю ворвались «бэтушки» 23-й танковой бригады.

Польские послы в Великобритании и Франции 17 сентября уведомили союзные правительства о том, что Советский Союз «предпринял нападение на Польшу… польское правительство заявило протест в Москве и дало указание своему послу потребовать паспорта». Они просили союзников также выразить «решительный протест» и констатировать, что СССР совершил явную агрессию. Однако ни посол Рачиньский, ни посол Лукасевич не могли внятно объяснить собеседникам, считает ли Польша себя находящейся в состоянии войны с Советским Союзом. Если нет, на каком основании альянс должен выражать Москве «решительный протест» и какого рожна правительство оставило страну, не объявив войну?

«Не вижу, какую пользу могла бы принести нам война с Советским Союзом, — высказывал свое мнение из Москвы посол Сидс, — хотя лично я был бы весьма рад уведомить о ней господина Молотова». На заседании британского кабинета было решено, что Англия «подписывалась» защищать Польшу только в случае агрессии со стороны Германии. И в Париже, и в Лондоне единодушно пришли к выводу, что полезней будет ограничиться протестом не слишком «решительным», поддержать поляков морально, но отношений с Советским Союзом не обострять. Польша уже выбыла из числа активных игроков на международной арене, а способствовать укреплению германо-советского союза враждебными действиями невыгодно для Запада.

19 сентября британское правительство заявило, что выражает свое «глубокое несогласие с утверждением, что «польское государство и его правительство фактически перестали существовать», а также приведенными советским правительством доводами в пользу подобного толкования вопроса. Со своей стороны правительство Великобритании признает правительство Польши законной властью и поэтому не может одобрить точку зрения, согласно которой нынешние обстоятельства могли оправдать разрыв советским правительством его договоров с Польшей и вытекающее из этого вторжение советских вооруженных сил на территорию Польши».

Французы также приняли советскую ноту к сведению и 20 сентября дали свой ответ, в котором в частности говорилось: «Вводя свои вооруженные силы на территорию государства, в данное время находящееся в состоянии войны на стороне Франции и без согласии этого государства, советское правительство совершает действия, которые сами по себе трудно согласуются с понятием нейтралитета, который, как декларируется, он хочет сохранить в отношениях с Францией. Учитывая эти два разных факта и желая достоверно убедиться, какие отношения советское правительство хочет сохранить, французское правительство любезно просит объяснить причины, приведшие к решению предпринять действия против Польши, а также характер, размах и продолжительность операции, масштабы которой мы пока не в состоянии оценить».

Англо-французские дипломаты и эти заявления считали излишне резкими, сделанными в угоду общественному мнению, требовавшему чуть не объявления войны СССР.

В Москве Вацлав Гжибовский обратился к британскому послу с просьбой взять под свою опеку польских граждан на территории СССР. Проконсультировавшись с Лондоном, сэр Сидс согласился. Сначала польские дипломаты хотели направиться в Румынию, но под влиянием слухов, что и туда может вскоре вторгнуться Армия-освободительница, решили направиться через Финляндию в Швецию. Но тут товарищ Молотов заявил, что никуда они вовсе не уедут до тех пор, пока не будут «освобождены» поляками советские сотрудники, оставшиеся в осажденной немцами Варшаве. В сложившейся ситуации неоценимую помощь коллегам оказал Шуленбург, потребовавший соблюдения международных правил. Он же связался с командованием Вермахта и организовал эвакуацию из Варшавы советского персонала. Одновременно власти прибирали к рукам «бесхозную» собственность — здания и имущество польских представительств в Москве, Ленинграде и Киеве. Ночью 30 сентября был вызван в представительство наркомата иностранных дел и бесследно исчез генеральный консул в Киеве Ежи Матушинский вместе с двумя своими сотрудниками. На все запросы поляков об их судьбе Молотов разводил руками — наверное, куда-то сбежали (через два года у Сталина поинтересуются: куда пропали тысячи пленных офицеров? — «убежали в Китай»). Наконец, 10 октября польские дипломаты и их семьи смогли покинуть СССР, вместе с Гжибовским в запломбированном поезде выехало 115 человек.