Николай Мархоцкий - История московской войны

А там и стародубцы признали его своим государем [36], дали ему, какое смогли, содержание и разослали от его имени по другим крепостям грамоты, которыми оповещали о прибытии государя и призывали переходить на его сторону. Написал [Дмитрий] письма и к пограничным литовским городам: «Как в первый раз я занял столицу с литовской помощью, так и теперь прошу выручить». Вскоре собралось к нему москвитян до трех тысяч — все же войско, хоть и не очень хорошее. Когда пришел поляк Меховецкий [37], он стал их гетманом.

С этим войском двинулся Дмитрий к Карачеву. В это время восемь тысяч людей Шуйского, старшим над которыми был Матиаш Мизинов [38], пытались взять крепость Козельск. Дмитрий скрытно пошел к ним от Карачева, застав врасплох, разгромил войско, и пленил самого Матиаша Мизинова. Когда Дмитрий вернулся в Карачев, литва, желая уйти с добычей, взятой под Козельском, стала бунтовать. Дмитрий, видя, что удержать их трудно, вырвался с тридцатью самыми преданными из своих людей (москвитянам он тоже не доверял) и уехал в город Орел. Из поляков был с ним лишь один, звавшийся Круликовским. В Орле [Дмитрий] находился в такой опасности, что приказывал Круликовскому спать у себя в ногах. Однажды Дмитрий лег спать, а один москвитянин, решив, что он уснул, встал, зажегши свечу над ним, и уже поднял нож для удара. Дмитрий разбудил Круликовского, толкнув ногами, а москвитянин, выронив свечу, улегся как ни в чем не бывало и притворился спящим. Дмитрий же встал, перешел на другое место и уже там дожидался рассвета.

Меховецкий сначала не знал, куда исчез царь. Расспрашивая, дознался наконец, что он в Орле, и послал к нему гонца с просьбой вернуться, объясняя, что присутствие царя поможет ему удержать войско. Но и на этот раз закрепиться Дмитрию не удалось, и он, не доверяя свою жизнь одним москвитянам, снова тайком уехал с преданными людьми. На этот раз он направился прямо в Путивль, именно там рассчитывая найти спасение, потому что, как я уже упоминал выше, этот город поддерживал и первого Дмитрия, который после смерти Бориса Годунова оттуда был взят на царство [39].

Сбежав лишь с тремя или двумя десятками человек, Дмитрий набрел на Валявского [40], который шел к нему с Киевской Украины. Его послал князь Роман Рожинский [41]с тысячью украинцев (ибо Дмитрий еще до этого сносился с князем Рожинским по поводу сбора людей и припасов). Потом он встретил Самуила Тышкевича [42]с тысячью польских людей. Дмитрий, конечно, не хотел называть им своего имени, но затем должен был сознаться, что он и есть царь. Рассказав обо всем, что недавно с ним произошло, он объяснил им причину своего бегства в Путивль. Его утешили, сказав, что явились к нему на службу, а следом ожидают и князя Рожинского, у которого польского войска намного больше.

Итак, Дмитрий получил подкрепления и мог рассчитывать на князя Рожинского. Тем временем прибывали со своими отрядами и другие поляки, как то: житель Киевского воеводства князь Адам Вишневецкий, из Брацлавского воеводства — Мелешко и Хруслинский [43]. Собрав все войско, Дмитрий вернулся под Карачев, но город ему уже изменил, перейдя на сторону Шуйского. Поэтому он двинулся к Брянску и расположился неподалеку от города. Здесь и застала его зима. Меховецкий вернулся к нему и до прихода князя Рожинского командовал войском. К Брянску же подошли и люди Шуйского и расположились по другую сторону крепости. Войско Дмитрия провело с москвитянами несколько сражений, но лишь потеряло время, Брянск взять он так и не смог и ушел на зимовку в Орел [44].

Когда в Московском государстве происходили эти события, князь Роман Рожинский постарался собрать как можно больше людей, и в этом ему помог случай: после рокоша остались целые отряды людей, сражавшихся как на стороне короля, так и на стороне рокошан. И когда прошел слух, что Дмитрий жив, к князю Рожинскому отовсюду потянулись люди. Всех нас собралось около четырех тысяч [45]. В этом году, под Рождество, князь Рожинский подошел к Чернигову и стал ожидать сбора всех людей. К находившемуся в Орле царю войско отправило послов, которые должны были сообщить о нашем вступлении в Московское государство и объявить условия нашей службы. Сами мы двинулись следом в начале нового года. Послов мы встретили уже под Новгородком [46]и там, на льду реки, они отчитались перед нами о делах посольства. Некоторые из наших засомневались: тот ли это царь, что был в Москве, или не тот? Они отвечали уклончиво: «Он тот, к кому вы нас посылали».