Александр Дюков: «Пакт Молотова-Риббентропа» в вопросах и ответах

Очень часто приходится слышать утверждения, что инструкция Сталина была якобы направлена на срыв переговоров с Великобританией и Францией. Однако действительности это не соответствует. Как мы помним, британская делегация имела инструкцию прибегать к привычной тактике проволочек. Кремль же в условиях нарастающей опасности нацистской экспансии на восток хотел услышать, наконец, четкий ответ: да или нет. Намерение сорвать переговоры в этом может усмотреть только очень предвзятый человек. «Не подлежит сомнению, что СССР желает военного пакта и не желает получить от нас нечто вроде документа без конкретного значения», — констатировал глава французской военной миссии в Москве генерал Ж. Думенк. [44] Майский И. М. Дневник дипломата. Кн. 1. С. 501

«Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Англией и Францией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий».

Как видим, Советский Союз вовсе не стремился к срыву переговоров с Францией и Великобританией. Напротив, советское руководство стремилось заключить четкое и исчерпывающее соглашение, направленное на противодействие нацистской агрессии. Однако Великобритания заключать такое соглашение не желала, этому соглашению активно препятствовали Польша и страны Прибалтики. Неудивительно поэтому, что соглашение не было заключено.

Повлияли ли на решение Кремля заключить договор о ненападении с Германией действия стран Прибалтики летом 1939 года?

Мы уже говорили о том, что Прибалтика рассматривалась в Кремле как регион, от положения которого напрямую зависела безопасность СССР. Москву удовлетворяла нейтральная Прибалтика; любые же признаки усиления в регионе германского влияния воспринимались как свидетельство угрозы.

В 1939 году тревогу Кремля по поводу укрепления позиций Берлина в Прибалтике было невозможно списать на мнительность. 19 марта Германия предъявила Литве ультиматум с требованием немедленного «возвращения» города Клайпеды (Мемель). Литовское руководство было вынуждено согласиться с этим диктатом. 22 марта состоялось подписание германо-литовского договора о передаче Клайпеды, по улицам которой прошли немецкие войска.

«Разведка Эстонии имела с нами очень тесные связи. Мы постоянно оказывали ей финансовую и техническую помощь. Деятельность эстонской разведки была направлена исключительно против Советского Союза. Начальник разведки полковник Маазинг ежегодно приезжал к нам в Берлин».

Это стало более чем наглядным свидетельством стремительного роста германского влияния в Прибалтике. И Москву это не могло не взволновать. 28 марта советский нарком иностранных дел Максим Литвинов вручил заявления эстонскому и латвийскому посланникам в Москве. Заявления были однотипными: в них напоминалось о договорах, заключенных СССР с этими странами в 1920 и 1932 годах, об усилиях по обеспечению безопасности прибалтийских республик, предпринятых ранее Москвой. После этого следовало недвусмысленное предупреждение: «Какие бы то ни было соглашения, добровольные или заключенные под внешним давлением, которые имели бы своим результатом хотя бы умаление или ограничение независимости и самостоятельности Латвийской Республики, допущение в ней политического, экономического или иного господства третьего государства, предоставление ему каких-либо исключительных прав или привилегий, как на территории Латвии, так и в ее портах, признавались бы Советским правительством нетерпимыми и несовместимыми с предпосылками названных договоров и соглашений, регулирующих в настоящее время его взаимоотношения с Латвией, и даже нарушением этих соглашений, со всеми вытекающими отсюда последствиями». [47] Майский И. М. Воспоминания советского дипломата… С. 371.

Это было недвусмысленное предупреждение для Таллина и Риги: оставаться нейтральными. В случае же нарушения нейтралитета, означавшего появление серьезной угрозы безопасности СССР, Москва оставляла за собой право противодействовать этой угрозе так, как сочтет нужным.

Советские заявления от 28 марта 1939 года очень часто рассматривают как свидетельство зловещих покушений Кремля на независимость Эстонии и Латвии. Однако сегодня мы знаем то, чего не знали участники событий: в Берлине как раз в это время обсуждался вопрос об экспансии на прибалтийском направлении. В утвержденной 11 апреля Гитлером «Директиве о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.» указывалось, что после разгрома Польши Германия должна взять под свой контроль Латвию и Литву: «Позиция лимитрофных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи». Таким образом, опасения Советского Союза были оправданы на все сто процентов.