Сергей Кремлев - Россия и Германия - стравить ! (От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона)

Недаром даже через десятилетия после Седана канцлер Германской империи фон Бюлов, выступая 14 ноября 1906 года в рейхстаге, напоминал: "Вестфальский мир создал Францию и разрушил Германию".

Теперь, когда Германия возрождалась и на поднятый меч отвечала поднятым мечом, французы не проявили в своем противостоянии с ней ни ума, ни чувства меры, ни благородства. Официальный "Journal Officiel" уверял, что цель войны со стороны Франции - возвращение немцам их свободы (!). Журнал "Soir" восклицал: "Наши солдаты так уверены в победе, что ими овладевает как бы некий скромный страх перед собственным неизбежным (это было написано за месяц до Седана. Каково? - С.К.) триумфом"! Одновременно парижская газета с названием "Свобода" нахваливала некого Марка Фурнье за его статью в "Paris-journal", где было сказано дословно: "Наконец-то мы узнаем сладострастие избиения. Пусть кровь пруссаков льется потоками, водопадами, с божественной яростью потопа! Пусть подлец, который посмеет только сказать слово "мир", будет тотчас же расстрелян как собака и брошен в сточную канаву"...

Словами дело не ограничивалось... Немцев избивали (не на поле боя, а мирных, живших во Франции) и особым постановлением изгоняли (всех подчистую) из французских пределов. Тургенев отмечал: "Разорение грозит тысячам честных и трудолюбивых семейств, поселившихся во Франции в убеждении, что их приняло в свои недра государство цивилизованное".

В то время Пруссия считалась другом России. Эта дружба, возникшая после Битвы народов под Лейпцигом, где русский и прусский солдаты плечом к плечу стояли против Наполеона Бонапарта, постоянно укреплялась растущими экономическими взаимными оборотами. Однако петербургская печать с пеной у рта протестовала "против немецких захватов". А корреспондент "Биржевых ведомостей" сообщал, что, дескать, в Бадене кричат: "Смерть французам!", и отдыхающие там русские барыни вследствие этого перешли на русский язык. Находившийся, как мы знаем, в самом Баден-Бадене Тургенев заметил: "Г-н корреспондент достоин быть французским хроникером: в его заявлении нет ни слова правды".

На деле наши барыни по-прежнему предпочитали русскому языку французский с нижегородским акцентом. И даже щипали корпию не только для немецких, но и для французских раненых, с которыми (как и вообще с пленными) немцы вели себя по-рыцарски. В отличие от французов. "Благородные" шевалье призвали на европейскую войну "звероподобных тюркосов (то есть алжирских арабов. С.К.)", а уж те обращались с немецкими пленными, ранеными, врачами и сестрами милосердия далеко не благородно.

Впрочем, и цивилизованный политик Поль Гранье де Кассиньяк отказывал женевскому Красному Кресту в субсидиях на том основании, что он-де будет заботиться не только о французских, но и о немецких жертвах войны. Невольно вспоминается заявление генерала графа Дюма во времена наполеоновской оккупации Дрездена. Когда город осадили союзные русско-прусские войска, Дюма объявил: "Скорее все жители города обратятся в трупы, нежели один-единственный французский солдат умрет с голоду". До этого, правда, не дошло - Дрезден быстро занял незабвенный Денис Давыдов.

Приведу вновь свидетельство Тургенева, неплохо разбиравшегося и в политике, и в словесном выражении человеческих мыслей и устремлений: "Нельзя не сознаться, что прокламация короля Вильгельма при вступлении во Францию резко отличается благородной гуманностью, простотой и достоинством тона от всех документов, достигающих до нас из противного лагеря; то же можно сказать о прусских бюллетенях, о сообщениях немецких корреспондентов: здесь - трезвая и честная правда; там - какая-то то яростная, то плаксивая фальшь. Этого, во всяком случае, история не забудет".

Впоследствии, увы, все сложилось так, что последний прогноз Ивана Сергеевича не оправдался. Только потому, что Германия - Пруссия, выиграв франко-прусскую войну, не отказалась воспользоваться плодами победы, советская "История дипломатии", например, оценила линию Пруссии как "захватническую" и "несправедливую".

А вот В.И. Ленин, к слову, был в своей исторической оценке спокоен: "Во франко-прусской войне Германия ограбила Францию, но это не меняет основного исторического значения этой войны, освободившей десятки миллионов немецкого народа от феодального раздробления и угнетения двумя деспотами, русским царем и Наполеоном III".

Не стоит подозревать Ленина в неком германофильстве. В августе 1915 года, уже в разгар Первой мировой войны, он писал: "Не дело социалистов помогать более молодому и сильному разбойнику (Германии) грабить более старых и обожравшихся разбойников (то есть - Англию и Францию. - С.К.)".