Джон Норвич: Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130–1194

Возглавлял посольство бывший наставник и близкий друг Вильгельма Генрих Аристипп. Он вернулся с ценным подарком от императора – греческой рукописью Птолемеева «Альмагеста». Эта работа – энциклопедия наблюдений и выводов греческих астрономов – ранее если и была известна в Европе, то только в арабских переводах.

Эта история рассказана по крайней мере в трех основных арабских источниках по нормандской Сицилии – у Ибн аль-Атхира, ат-Тигани и Ибн Халдуна (два последних писали уже в XIV в.). Героизм отца и сына аль-Фурриани надолго остался в памяти людей.

Он также начал строить церковь Святого Катальдо, чуть западнее Мартораны. Со своими тремя куполами и наборными окнами эта церковь внешне столь же напоминала мусульманскую мечеть, как Сан Джованни дельи Эремити. Как и у Сан Джованни, ее внутреннее убранство не сохранилось, хотя пол и алтарь являются оригинальными и совершенно замечательны в своем роде. Сан Катальдо, к несчастью, за одним возможным исключением – очаровательной церкви Святой Троицы ди Делиа, – последняя нормандская сицилийская церковь, в которой заметно арабское влияние. После нее все новые латинские церкви строились одинаково.

В этом месте Шаландон становится жертвой одного из своих (к счастью, редких) романтических порывов. Он предполагает, что Майо отправил Маттео Бонеллюса на континент, чтобы прервать его любовную связь в Палермо с графиней Клеменцией, которую он называет незаконной дочерью Рожера II. Шаландон ссылается на Фальканда, но Фальканд ничего такого не говорит. В действительности крайне маловероятно, что Маттео когда-либо встречался в Палермо с Клеменцией, которая постоянно жила в Калабрии. И у нас нет причин сомневаться, что она была законной дочерью графа Раймонда из Катанцаро.

Одним из его первых действий после убийства Майо было присвоение всей его собственности в Палермо, включая церковь Святого Катальдо, где была похоронена дочь Сильвестра Матильда.

Этот замок, перестроенный и отреставрированный, но, безусловно, впечатляющий, все еще возвышается на западных склонах горы Калоджеро примерно в семи милях от Термини-Имерезе. Внутри посетителей ожидает зал Совещаний, в котором, как говорят, Боннеллюс и другие заговорщики держали советы.

Фальканд утверждает, что Вильгельм обращался к толпе из соседней Джоарии; в таком случае он почти наверняка говорил из окна помещения, которое теперь известно как Зала ди Руджеро. Но Ромуальд из Салерно, который был очевидцем событий, категоричен в своих утверждениях, и мы должны принять его версию.

Фальканд, радостно пользуясь возможностью обвинить своего старого врага, признает рану от стрелы, но предполагает, что маленького Рожера забил до смерти его родной отец в гневе на то, что он счел проявлением неверности со стороны мальчика; версия настолько неправдоподобна, что трудно представить, чтобы ее когда-либо воспринимали всерьез.

За этой печалью стояло нечто большее, нежели отцовские чувства; Боннеллюс не пожелал назвать основную причину недовольства знати – тот факт, что, если они умирали бездетными, их имения отходили к короне.

Ныне город носит название Пьяцца-Армерина, напоминающее о том, что великий граф Рожер строил укрепленный лагерь – castrum armorum – поблизости на Пьяно-Армерино. Ныне главной его достопримечательностью являются руины римской императорской виллы III в., так называемой Вилладель-Казале, – вероятно, разрушенной Вильгельмом в 1161 г. и обнаруженной только в последние годы. Благодаря своим мозаичным полам эта вилла пользуется особой популярностью у туристов, посещающих Сицилию. Навещая Пьяццу, однако, не стоит забывать об очаровательном маленьком монастыре Святого Андрея в миле или двух к северу. Он был построен в 1096 г. Симоном, графом Бутерским, родственником Рожера II по матери и, вероятно, – хотя Шаландон это отрицает – настоящим отцом Рожера Склаво.

Прошедшие полвека лангобардские колонии, возникшие на Сицилии благодаря усилиям Рожера I, сильно разрослись. Кроме Пьяццы и Бутеры их главными центрами были Рандаццо, Никозия, Капицци-Аидоне и Маниаче. Ла Лумия, писавший век назад (XIX в. – Пер.), отмечал, что жиители этих районов все еще говорят на диалекте, родственном скорее североитальянскому, чем обычному сицилийскому.