Борис Горбачевский - Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

— Значит, исход операции зависит от согласованности наших действий. А как вы будете брать «языка»?

Лейтенант улыбнулся:

— У нас это дело налажено. Наша группа доберется до первой траншеи и тоже разделяется на две. Трое — я и еще двое, дождавшись прохода патруля и второго часового, заберутся в траншею, уберут часового возле блиндажа и заберут тепленького фрица. Трое других в это время держат под контролем поворот траншеи со вторым часовым. Мы передаем фрица наверх ребятам, и они уходят в тыл, мы их прикрываем и тоже отходим. Вот и все. Самое непредсказуемое — возвращение, тут вы нам и поможете.

Лейтенант представил нам своих «охотников», как называли себя разведчики:

— Это наш Петя-петушок, — он приобнял за плечо невысокого круглолицего подростка. — Ему восемнадцать. На счету два «языка». Имеет орден Красного Знамени. Он у нас всегда в группе захвата. У парня невероятно зоркие глаза, как у рыси, и мастерски владеет холодным оружием — ни одного лишнего движения.

Рядом с Петей стоял плечистый украинец Мыкола, огромный и мощный, как чугунный монолит, глядел на меня своими бледно-голубыми глазами и улыбался по-детски. Произнес он всего одно слово: «Зробым», — как бы успокаивая нас. Третий разведчик, Андрей, — тоже крепыш. Ему девятнадцать. Представляя его, лейтенант рассказал:

— Однажды притащил сразу двух пленных: на одном плече Ганс, на другом — Отто. Мужик что надо! Только вот гордыни в нем многовато. А это Шурик, — Чернов кивнул в сторону высокого, стройного парня с пышной шевелюрой. — Стреляет с закрытыми глазами. Любимец всех полковых девчат!

Пятый «охотник» — Семен, лицо у него обветренное, грубое.

— Ему бы на боксерский ринг, — гордо сказал лейтенант, — от одного вида соперник рухнет. А на фронте этот парень, как изволит выражаться, занимается «ловлей бабочек».

Я пробыл с разведчиками недолго, часа два, мы смотрели на них с восхищением. Перед нами предстали люди необыкновенные. Все они были справные, чисто выбритые, такое правило завел их командир лейтенант Павел Чернов: в разведку — только в опрятном виде. Ни в одном из них я не заметил какого-либо позерства, и одеты просто: ватные брюки, сапоги, телогрейки без погон. Из оружия — у каждого пистолет, гранаты и нож. Не верилось, что впереди их ждет смертельная опасность — на лицах, в глазах и близко не присутствовало напряжения, тем более страха или нерешительности, суетливости. Они смеялись, говорили обо всем на свете, шутили. Только о предстоящем никто не произнес ни слова. Пожалуй, мы страшились за них больше, чем они сами. Откуда они взялись, такие энергичные, заводные, крепкие?

Вернулись саперы — сообщили, что путь свободен.

В два тридцать ночи доложил комбату о готовности и получил добро на выход.

Перемахнули через окопы и двинулись ползком за разведчиками. Все происходило словно во сне. Поначалу во тьме я потерял из виду передовую группу, но все обошлось. Вскоре разведчики ушли вперед. Мы, поделившись на группы, разошлись на условленное расстояние. В своей группе я оставил Володю Герасимчука и пулеметчика-детдомовца. Со вторым пулеметчиком, Сергеем, находились Маврий и Тангиз Юматов. Немцы были настолько уверены в своей неуязвимости, что даже не установили перед передним краем сигнализации, так что пока все шло без происшествий. Беспокоило, как проскочат разведчики постоянно освещаемую ракетами полосу перед траншеями. Но в том направлении было тихо.

Немцы периодически открывали пулеметный и автоматный огонь, пули свистели над нашими головами. Что за ночное представление? Как мне объяснили потом, этот бесцельный огонь рассчитан на психологическое воздействие: мол, засекли вас!

Серебристый свет множества ракет, пробиваясь сквозь влажный мрак ночи, освещал довольно большое пространство; где-то там находились разведчики, но они настолько умело себя вели, что немцы их так и не обнаружили.

Потом лейтенант рассказал мне, как все проходило. Часового у блиндажа Семен-«боксер» и Петя-петушок сняли за четырнадцать секунд, затем втроем с лейтенантом ворвались в блиндаж, через минуту вытащили в траншею полусонного, в нижнем белье, испуганного немца, со связанными сзади руками и кляпом во рту, перебросили его, как куклу, наверх — в руки группы прикрытия. Те запеленали пленного в плащ-палатку и потащили за собой. На все ушло шесть минут.

Теперь о финале операции.

Второй часовой, обнаружив тело напарника и двух убитых в блиндаже, выстрелил в воздух и побежал навстречу подходившему патрулю. Мы все это слышали, только что не видели: захлопали одиночные автоматные выстрелы, слышались громкие команды, загрохотали солдатские сапоги. Через несколько минут по всей системе обороны зазвучал сигнал тревоги. Вдруг стрельба стихла. «Ясно, — подумал я, — сейчас ринутся в погоню за нашими». Действительно, над бруствером появились каски, полетели вслед разведчикам гранаты. Не дожидаясь выхода немцев из траншей, я дал команду открыть огонь. Заработали оба «дегтяря». Каски быстро убрались. Но теперь против нас ощетинился весь передний край — по всему фронту застрочили пулеметы. Пропустив мимо разведчиков, быстро отползавших к окопам со своей добычей, я услышал условный сигнал лейтенанта Чернова и дал команду на отход.