Виктор Муратов - Командарм Лукин

Планом наступления остались все довольны, хотя каждый понимал, что выполнить его будет ох как трудно.

— Будем надеяться на твоих забайкальцев. Не забыли меня забайкальцы?

— Помнят, Иван Степанович.

Конев и Хмельницкий уехали готовить наступление. Лукин дал указание полковнику Шалину готовить приказ командирам дивизий Чернышеву и Городнянскому. Потом он вызвал капитана Ряхина:

— Надо разведать места форсирования Днепра, подробно узнать, что у немцев на том берегу…

Ранним утром 20 июля корпус генерала Хмельницкого перешел в наступление. 29-й стрелковый полк выбил гитлеровцев со станции Сортировочная и захватил железнодорожный мост через Днепр в районе деревни Шейновка.

Вскоре на КП Лукина приехал Конев. Радостно-возбужденный, он вошел в землянку:

— Ну, дорогой Михаил Федорович, лед тронулся! Части корпуса подходят к южной окраине города. Пора начинать твоим забайкальцам.

— Я уже отдал приказ Чернышеву форсировать Днепр.

— Отлично! Если так пойдет дело, то непременно вышибем немцев из южной части города… — Не успел Конев закончить свою мысль, как в землянку быстро вошел полковник Шалин. По его взволнованному лицу генералы поняли: произошло что-то непредвиденное.

— Радиограмма от подполковника Данильченко. Корпус Хмельницкого отброшен…

— Не может быть! — воскликнул Конев. — Данильченко что-то путает. Что же произошло?

А произошло следующее. Вначале все шло так, как рассказывал генерал Конев. Но потом противник бросил против наступающих около ста танков, налетели самолеты. При такой мощной поддержке гитлеровцы перешли в контратаку и в ходе ожесточенного боя смяли части корпуса и отбросили их на исходные позиции. После этого неудачного боя в дивизиях осталось по пятьсот-шестьсот человек.

Между тем части 152-й дивизии Чернышева прорвались к Днепру. Вскоре подразделения 480-го полка заняли железнодорожный вокзал. 544-й полк этой дивизии уже подходил к Нарвским казармам. Но при сильной поддержке артиллерии и минометов гитлеровцам удалось отбросить наши подразделения [11] ЦАМО, ф. 203, оп. 2511, д. 94, л. 97. .

И все же 22 июля полки 152-й дивизии полностью очистили от фашистов северо-западную часть Смоленска. К этому времени в район Пересуды отошли части 20-й армии, и генерал Лукин получил возможность перебросить 46-ю дивизию Филатова к Смоленску на помощь крайне обескровленным частям Городнянского.

В тот день генерал Лукин доносил маршалу Тимошенко: «Несмотря на то что у противника имеется много минометов, артиллерии и танков, а его авиация безнаказанно бомбит наши позиции, войска армии смело и решительно атакуют противника. Но крайне мало боеприпасов. Того, что удается самолетам сбросить ночью, слишком мало. Пополнения не приходят, а войска несут большие потери» [12] ЦАМО, ф. 208, оп. 2454, д. 31, л. 139–141. . Лукин просил ускорить прибытие мотополка от Рокоссовского, возвратить в 152-ю стрелковую дивизию из 20-й армии два стрелковых батальона, пополнить двадцать рот командирами и политработниками. Все это было крайне необходимо.

22 июля 34-й корпус перешел в подчинение генерала Лукина.

Днем командарму сообщили, что в штаб Западного фронта прибыла группа писателей, корреспондентов центральных газет. Политуправление направило в штаб 16-й армии Михаила Шолохова, Александра Фадеева и Евгения Петрова.

— Ну, Алексей Андреевич, будем принимать дорогих гостей, — обратился Лукин к Лобачеву. — Событие для нас, прямо скажем, большого масштаба.

— Событие, конечно, неординарное, — согласился Лобачев. — Да обстановка не очень-то располагает к такой встрече. На счету каждый час, да что там час — минута!

— Я очень люблю Шолохова, — проговорил Лукин, и глаза его потеплели. — Особенно «Тихий Дои». Между прочим, Алексей Андреевич, Шолохов в этом романе про мою дивизию пишет.

— Как это?

— А ты вспомни, там речь идет о двадцать третьей Усть-Медведицкой дивизии. Так вот, этой дивизией я в Харькове и командовал.

— Едут! — прервал их разговор адъютант.

Лукин и Лобачев вышли встречать писателей. Стоял полдень. Жаркие лучи июльского солнца нещадно жгли землю. Еще издали увидел Лукин клубы ныли и с тревогой посмотрел на небо: неровен час, налетят стервятники.

Подъехала машина. Из нее вышли Шолохов, Фадеев, Петров и сопровождающие их работники политуправления фронта.

Лукин впервые вот так лицом к лицу увидел Шолохова. Небольшого роста, в гимнастерке, туго перетянутой ремнем, с четырьмя шпалами в петлицах. На голове — сдвинутая на затылок пилотка.