Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы

Как-то утром мы услышали отдаленную канонаду и поняли, что фронт не так уж далеко и, наверно, где-то наши наступают или отбиваются. Поскольку нас не трогают и все спокойно, то, скорее, это местное наступление. Догадка подтвердилась. На другой или третий день, утром, всех направили на рытье мелкой, но огромной землянки — фронтовой зал для артистов! Значит, отдых продолжается. Работали с охоткой, и через день «зал» на сотню или больше стоячих мест был готов. «Зал» представлял собой вырытую в откосе протекавшей рядом речушки выемку примерно 6 на 10 м по площади и глубиной 1–2 метра. По краям выемки и в середине были врыты неотесанные столбы из сосновых стволов, на которых закрепили балки из таких же стволов. Поверху балок был сооружен «потолок» из тесно уложенных сосновых жердей, на которых навален лапник и сверху солома. Поверх соломы присыпан слой песка и замаскирован тем же лапником. Три стены были забраны от песка мелкими ветками. В торце «зала» соорудили примитивную сцену с занавесом из плащ-палаток. Вход (вместо 4-й стены) также завесили плащ-палатками. Получилось вполне прилично. Не страшен ни дождь, ни ветер, ни даже небольшой морозец, и сверху не видно. Можно чувствовать себя почти комфортно.

Приехали артисты — порядочная артбригада. Дали большой концерт. Певица (ну и голос! Возможно, это была Русланова), сатира и юмор. Запомнилась почему-то часть песенки на злобу дня о гитлеровской Германии:

«…Часы пока идут, и маятник качается, и стрелочки бегут, и все как полагается, но механизм у них плохого сорта, часы скрипят, пружина стерта. Исправить их нельзя, прислушайтесь к часам. Их скоро выбросит История, как хлам…»

Затем были пляски, кажется скрипка, опять пляски, фокусы. Все мы были очень довольны, поднялось настроение, коснулись былой, мирной жизни.

Еще раньше, кажется под Быховом, меня после беседы с парторгом полка избрали комсоргом батареи, чему я тогда был немало удивлен. Ведь я считал себя еще новичком среди большинства батарейцев, которые пережили тяжелую Орловско-Курскую битву. Возможно, сыграло роль мое образование и активный интерес к событиям, поступающим к нам по немногочисленной информации из редких газет. Мои обязанности сводились к нерегулярному сбору так называемых ежемесячных взносов (10 копеек!) и читке газет, что я и так делал. И вот в один весенний день меня вызвал парторг и предложил вступить в партию. Поскольку я был тогда убежден в абсолютной правильности марксистской идеологии и считал, как, впрочем, многие, честью быть членом партии, это предложение мне польстило, и я с готовностью написал заявление. Несколько беспокоила меня только мысль, как отнесутся в партийной ячейке к аресту моего отца в 1937 году. Ведь мне так и не удалось до войны узнать ни о причинах ареста, ни о его дальнейшей судьбе, хотя я подозревал, что арест отца был связан с массовыми репрессиями того злосчастного года. Была смутная надежда, что сейчас он, так же как и все, где-то воюет. Состоялось партсобрание, я подробно изложил биографию, рассказав и об аресте отца. К моему удивлению и облегчению, никто даже намеком не задал мне вопроса по поводу этого ареста. Единогласно я был принят кандидатом в члены партии. Это событие никак не отразилось на моей жизни до конца войны, а впоследствии, уже в мирное время, играло как положительную, так и отрицательную роль.

Прошло еще какое-то время лагерной жизни, но по разным признакам чувствовалось, что скоро опять на передовую. Стало совсем тепло, и нам, после очередной бани, заменили зимнее обмундирование на летнее. Как-то стоял на посту у добротного блиндажа штаба полка и, бросая время от времени взгляд в окошко, наблюдал обычную суету штабистов. За одним из столов сидела изумительной красоты телефонистка, лет 20. Она была стройная жгучая брюнетка с тонкой талией, роскошными прядями волос и резко выделялась на фоне остальных телефонисток. Ладная форма и какие-то изящные движения подчеркивали ее женственность. Это по ней вздыхали многие офицеры. Но только вздыхали, ведь она была уже женой заместителя командира бригады полковника Куликова! Ну, а солдаты и сержанты только любовались и при посещении штаба старались появляться там в наилучшем виде и перекинуться парой-другой слов. Конечно, ходили всякие сплетни о попытках некоторых старших офицеров поухаживать, но они жестко пресекались бдительным замполитом. Больше я ее не видел. Много лет спустя, уже в 60-х годах и позже, когда начались ежегодные встречи однополчан нашей 21-й бригады, она, Александра Михайловна, вновь появилась с мужем Куликовым, все такая же стройная и выделяющаяся. У нас установились дружеские отношения. Саша оказалась приветливой, доброжелательной и скромной женщиной, уже вырастившей двух дочерей и сына. Отмечу, что, конечно, были у нас в части и любовь, и романы, красивые и некрасивые истории, которые касались, как правило, только офицерского состава. У солдат просто не было возможности. Любовь и просто случайные или временные связи на фронте — это отдельная большая тема, а я перейду к своему повествованию.