Роландо Кристофанелли - Дневник Микеланджело Неистового

Базилика св. Марка заслуживает более внимательного осмотра.

* * *

Когда острейшая необходимость вынуждает решиться на трудный шаг, это воспринимается не столь болезненно. Иное дело, когда такую необходимость создаем мы сами из-за собственного слабоволия. Такова плата за малодушие.

Останься я во Флоренции, что со мной могло стрястись?

Неужто мне суждено было пасть жертвой борьбы между сторонниками Медичи, плакальщиками * и бешеными *?

* Плакальщики - прозвище, полученное сторонниками Савонаролы, чьи проповеди и выступления напоминали заупокойный плач.

* Бешеными называли представителей флорентийской знати и богатых слоев, рьяно выступавших против абсолютизма Медичи.

Если бы я задался целью разрешить сомнения этих дней, мне следовало бы ответить на один-единственный вопрос: что же все-таки заставило меня покинуть Флоренцию? И я бы ответил, что люди меня не страшили, нет. Этот мой поступок, как и любой другой, можно объяснить одним только желанием безраздельно принадлежать искусству. Мог ли я подумать, что придется начинать этот дневник с описания злоключений, вынудивших меня к бессмысленному бегству?

Завтра же во Флоренцию! Постараюсь уговорить и своих товарищей. Думаю, что быстро с ними столкуюсь, ведь оба без царя в голове. Когда странствуешь по белу свету, то за любой совет, даже не очень дельный, хватаешься как за спасительную соломинку. Хотя куда разумнее следовать не чужим советам, а прислушиваться к голосу собственного отчаяния, стараясь извлечь из него крупицу здравого смысла, которая всегда там отыщется.

* * *

Сколько ни брожу по этим тесным улочкам, как по подземным переходам наших крепостей, никак не могу избавиться от чувства безысходности. На небо взглянешь - словно проваливаешься на дно глубокого колодца. С наступлением сумерек стены высоких зданий начинают походить на кулисы гигантской сцены, за которыми притаились невообразимые чудища...

Если до отъезда из Флоренции я жил во власти кошмаров, то теперь к ним добавились преследующие меня на каждом шагу призраки, порождаемые моим собственным воображением. Но терзают меня не столько жуткие видения, которыми стращал Савонарола, и не безудержное желание бежать без оглядки. Я в полном исступлении от сознания того, насколько же был до смешного наивен, когда поверил россказням некоторых шарлатанов о судьбе, уготованной Флоренции. Только теперь я прозрел и вижу всю бессмысленность затеи с поездкой в Венецию. К тому же я здесь не знаю никого, кто согласился бы помочь мне найти работу. Да и кому охота возиться с каким-то незнакомцем вроде меня, которому нет еще и двадцати от роду.

* * *

Ничто мне не причиняет такой мучительной боли, как вынужденное безделье. У меня нет даже собственного угла, где можно было бы побыть наедине со своими мыслями. Оба моих товарища - обычные шалопаи. Я их интересую, только когда завожу разговор о деньгах или предлагаю пойти куда-нибудь поужинать. Пуще всего их занимают женщины. Один из них относится ко мне вполне терпимо, но и он - еще одно разочарование. Несчастные создания, как им приходится ухитряться, чтобы мое терпение не лопнуло окончательно. Их смех вызывает во мне жалость, их слезы заставляют меня смеяться.

* * *

Хотя не вижу особой нужды в этой короткой записи, все же отмечу, что ни за что не отступлюсь от принятого решения: через несколько часов покидаю Венецию и недели через две буду дома. Пусть эти строки послужат клятвенным обещанием самому себе. Прочь упаднические настроения! Наконец-то я знаю, что мне следует предпринять, и я это сделаю во что бы то ни стало.

* * *

В Венеции свободы куда больше, нежели в Болонье, в чем вчера я смог воочию убедиться сразу по прибытии в этот город. На заставе нас немедленно взяли под стражу - меня и двух моих попутчиков. У нас, видите ли, не было сургучной печати на ногте большого пальца, по которой отличают местных жителей от чужестранцев. Оказавшись без денег, мы не в состоянии были возместить урон, нанесенный порядкам, которые ввели Бентивольо - местные правители. Нас собирались было препроводить в каталажку, но оказавшийся в таможне синьор Франческо Альдовранди, член Совета шестнадцати, выказал живейшее участие к нашей судьбе и из собственного кармана уплатил пошлину за всех троих. Нас тотчас освободили. Мои юные друзья решили следовать дальше до Флоренции, а я остался в Болонье, чтобы дать себе небольшую передышку. Последние гроши я отдал уехавшим друзьям, а сам воспользовался любезным гостеприимством синьора Альдовранди. Его резиденция, пусть не такая роскошная, как дворец Медичи во Флоренции, оказалась вполне достойной считаться знатным домом.