Оскар Райле - Секретные операции абвера. Тайная война немецкой разведки на Востоке и Западе. 1921–1945

Но в начале ноября 1926 года я получил от одного информатора донесение, что Пионтек и Урбаняк в Польше подозреваются в шпионаже. Пионтек все – таки обратил на себя внимание польской контрразведки чрезмерными тратами и безумными, расточительными историями с женщинами.

У меня были все основания срочно встретиться с Раухом и обсудить с ним, что мы сможем сделать для защиты столь ценного для абвера источника [12], поскольку информатор Кокино, от которого я получил донесение, был польским комиссаром полиции и сам работал в польской контрразведке. Хотя он год назад согласился на сотрудничество с абвером лишь потому, что на него надавили двое моих данцигских коллег, но за этот период он достоверными донесениями подтвердил, что заинтересован в нашей дружбе и в дополнительном заработке к своему окладу.

В результате нашего с Раухом обсуждения мы решили отправить по запасному каналу, установленному нами с Пионтеком на случай крайней необходимости, ему сообщение, что он находится в опасности, поэтому должен соблюдать меры чрезвычайной осторожности и по крайней мере полгода не появляться в Данциге. Как только опасность минует, мы дадим ему знать, но не ранее.

Это предупреждение Пионтек получил совершенно точно. После этого несколько месяцев мы ничего не слышали ни о нем, ни от него. Но в январе 1927 года он вдруг неожиданно появился в Данциге. Вести о своем приезде он не передавал, но ему удалось разыскать меня. Через два часа Раух, извещенный мной по телефону, был на месте.

Пионтек снова привез пленку с фотоснимками очень ценных секретных польских документов, зашитых в подкладку его пальто.

Раух все – таки упрекнул Пионтека за его действия вопреки нашим указаниям, провоцирующие опасность ареста, что совсем нежелательно для нашей службы. Арест крупного шпиона для страны, на которую он работает, всегда двойная потеря. Во – первых, заказчик теряет ценный, иногда незаменимый источник, во – вторых, государство, изобличившее крупного предателя, полностью использует случай с точки зрения пропаганды и для усиления мер безопасности.

Пионтек приехал в Данциг вопреки нашим распоряжениям потому, что у него опять возникли денежные затруднения. Наши настоятельные призывы и ссылки на то, что он находится в серьезной опасности, не оказали на него никакого воздействия. Легкомысленно он заявил, что чувствует себя абсолютно уверенно. Полиция против него, уважаемого офицера [13], не может ничего сделать.

К сожалению, мы не могли открыть Пионтеку, из каких источников у нас информация, что польская служба контршпионажа заинтересовалась им и Урбаняком. Но Раух и я, вместе, попытались объяснить, что ему ни под каким видом нельзя приезжать в Данциг, пока мы не дадим знать, что опасность миновала.

Пионтек при расставании по – настоящему задумался. Я отправил своих помощников опекать его, пока он не покинул Данциг. Они не заметили ничего подозрительного, что могло бы вызвать опасения. По всей видимости, агенты польской службы контршпионажа не следили за Пионтеком в Данцигской области. На этот раз вроде бы все обошлось. Но больше мы Пионтека не видели.

Два месяца спустя ему снова потребовались деньги. Он отснял новые секретные документы, которые ему смог предоставить его друг Урбаняк, и в конце марта отправился в Данциг. Об этом Раух и я узнали не от него, а из публикаций в польской прессе о произведенном аресте Пионтека и Урбаняка. Пионтека, собиравшегося пересечь границу в направлении Данцига, арестовали. За подкладкой его пальто нашли пленки с секретными документами, ставшие неоспоримым доказательством сообщничества Урбаняка, что окончательно решило и его участь.

4 апреля 1927 года торнский военный суд заслушивал дело против Пионтека и Урбаняка. Обоих приговорили к разжалованию, увольнению из армии, лишению гражданских прав и смертной казни через расстрел. Корпусной командир, генерал Бербецки, утвердил приговор, а президент страны не подписал прошения о помиловании.

Приведение в исполнение приговора последовало вечером того же дня в одном из фортов крепости Торна. Приговоренные сами вырыли себе могилы. Первым казнили Урбаняка. Пионтек должен был наблюдать, как расстреливают его друга и тот падает в могилу. Затем пришла его очередь. Согласно приговору, это было дополнительное наказание Пионтеку за то, что он склонил Урбаняка к предательству.

Польская пресса в те дни долго и подробно писала об этом шпионском деле и в деталях о казни. Но, несмотря на эти устрашающие воздействия, и в дальнейшем нередко удавалось склонять к сотрудничеству польских офицеров и других носителей государственных тайн.