Шестеро агентов были переведены в спецшколу номер 17, все курсанты которой на период подготовки операции были отправлены в другие места. Поскольку для успешного выполнения задания агенты должны были уметь быстро найти важнейшие узлы на предприятии в Веморке, на территории школы под руководством майора Тронстада и при активном участии доктора Бруна, лично участвовавших в возведении гидроэлектростанции в Веморке, внутри хорошо охраняемого помещения были построены макеты трех цехов предприятия. При этом ни один из шестерых агентов ничего не знал о существовании Бруна.
Агенты непрерывно тренировались в установке макетов взрывных устройств в темноте и тщательно изучали модель предприятия. Они пристально рассматривали аэрофотоснимки завода и окрестных укреплений и планировали места установки пластиковой взрывчатки с детонаторами на каждый из восемнадцати гальванических элементов завода в Веморке. В конце года группу перевезли в Кембриджшир, откуда после очередного полнолуния она должна была отправиться на задание.
С начала 1940 года профессор Гейзенберг занимал в Институте физики в Берлин-Далеме должность научного советника. Летом 1942 года докторам Вайцзеккеру и Вирцу удалось добиться от руководства официального утверждения Гейзенберга на должности директора института. Технически такое назначение считалось невозможным, поскольку находившийся в то время в США Петер Дебай не подавал прошения о своей отставке. И все же 1 октября Гейзенберг получил официальное назначение. Следствием этого явилось то, что он фактически попал в полную зависимость от двух коллег-физиков, лояльных к правящему в Германии режиму, которым удалось добиться для него этой должности. Другие ученые относились к сложившемуся в Институте физики триумвирату с известной долей иронии. Так, название известного в Германии фонда WHW (Winterhilfswerk – фонд зимней помощи) они переиначивали как «Гейзенберг, попавший в силки Вирца и Вайцзеккера».
Злосчастному доктору Курту Дибнеру пришлось перебраться в армейский исследовательский центр в Готтов, где уже готовились приступить к экспериментам на собственном атомном реакторе. В этом центре занимались в основном проведением экспериментов с взрывчатыми веществами. Центр был полностью укомплектован персоналом, оснащен прекрасным оборудованием и специальными углублениями для проведения взрывов. Между учеными группы Гейзенберга и их военными коллегами шла непрекращающаяся необъявленная война. И те и другие подвергались постоянным насмешкам тех, кто пытался покончить с царившей в германской науке неразберихой. Так, в меморандумах, отправленных в адрес Геринга и хранившихся в специальных папках, доктор Дибнер характеризовался как «человек, не имевший даже законченного технического образования и пытающийся спасти лицо постоянным цитированием секретных директив». В свою очередь, и Гейзенберг подвергался постоянным нападкам как «главный теоретик, который даже в 1942 году все еще восхваляет датского полуеврея Нильса Бора как величайшего гения».
То, что доктор Курт Дибнер не был великим теоретиком и, конечно, не являлся ученым масштаба Гейзенберга, очевидно. Но он был хорошим экспериментатором и обладал прекрасно развитым чувством здравого смысла. Обеспокоенный тем, что работы над атомной программой идут слишком медленно, он решил приступить к собственным экспериментам в Готтове, о которых не собирался ставить в известность Гейзенберга. Теоретики доказали, что лучшей геометрией реактора является поочередное размещение в нем урана и замедлителя. Дибнер учел этот факт, а также то, что эта теория подтвердилась экспериментами с реактором «L–IV» в Лейпциге. Он решил пойти еще дальше и разнести уровни урана и замедлителя не в одной, а сразу в трех плоскостях, то есть сделать распределение уран – замедлитель объемным. По его замыслу, уран должен был быть окружен слоями замедлителя со всех сторон, а это предполагало использование урана не в пластинах, а в кубиках. Это решение было одним из важнейших, принятых в рамках германского уранового проекта.
Летом 1941 года в распоряжении военных находилось огромное количество оксида урана, и за неимением металлического урана Дибнер решил в своем реакторе, построенном летом 1942 года, использовать оксид урана и твердый парафин в качестве замедлителя. Для размещения реактора в Готтове была построена специальная бронированная лаборатория. Внутри ее установили алюминиевый цилиндр, где могли свободно работать сразу несколько человек. Дибнер и его группа пользовались той же защитной одеждой, что и их коллеги в «Вирус-Хаусе». Для контроля полученной дозы облучения у сотрудников лаборатории периодически брали анализы крови. Используя собственный оригинальный метод, ученые построили в реакторе что-то похожее на пчелиные соты; внутри этих ячеек разместили порошок оксида урана (компания «Auer» не смогла произвести достаточного количества этого материала в брикетах). На строительство каждого из девятнадцати уровней реактора уходило по одному дню. Когда строительство «сот» было, наконец, завершено, они состояли из 6802 кубов оксида урана общим весом около 25 тонн, размещенных внутри 4,4 тонны парафина. Каждый куб отделял от соседнего двухсантиметровый слой парафина, выполнявшего функцию замедлителя. Алюминиевый цилиндр был помещен в бетонную реакторную яму, заполненную водой. В реакторе просверлили несколько отверстий для источника нейтронов и различных измерительных приборов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу