Отто Дитрих - Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945

Говорили, что Гитлер стремился властвовать над миром. Я не верю, что его цель была столь необъятной, как бы ни была в нем сильна стихийная жажда власти. Как мог человек, никогда не выезжавший за пределы Центральной Европы, не знавший зарубежных стран, никогда даже не стремившийся завоевать колонии, совершенно лишенный чувства, даже отдаленно напоминающего космополитизм, – как мог такой человек покорить мир, о котором он не имел ни малейшего представления? Его поле зрения было слишком узко для такой цели. Его менталитету более соответствовала концепция имперской Германии, как главного арбитра в Европе. Он не хотел быть творцом новой Европы в век объединенных наций; скорее он мечтал быть хозяином старого, изолированного, консервативного континента. В военном отношении он был бы защитником, в политическом – правителем, а в экономическом – управляющим континентальным жизненным пространством. В противовес всем тенденциям к прогрессивному, универсальному сотрудничеству он бы ограничился изоляцией Европы от остального мира.

Полагаю, именно эту цель он и преследовал, начав борьбу против старого порядка в Европе. Именно эти перспективы управляли его действиями во время войны. Но он продолжал их скрывать, не уставая вещать о справедливости, мире и благополучии наций. Все его слушатели – немцы, многие из которых искренне стремились к конструктивному сотрудничеству, и многочисленные жители других европейских стран, поверившие ему, – не могли представить, что он намерен решить европейские проблемы на основе равных прав для сотрудничающих наций. Как они могли предположить, что человек, внедрявший в своей стране самые прогрессивные идеи с целью упрочить свою власть, будет предлагать столь реакционные идеи для установления отношений между остальными европейскими странами?

Итак, он обманул и немцев, и всех остальных, кто, веря в его добрую волю и идеалистические намерения, был готов строить судьбы своих наций в сотрудничестве с ним. Его двойственная натура обманула их и ввергла в несчастье.

По мере того как война продолжалась и дела принимали все худший оборот, сами немцы постепенно поняли, что Гитлер вовсе не великий государственный деятель, которым себя возомнил. Ему в голову не приходило решение, которое в данных обстоятельствах принял бы дальновидный и реалистичный политик: пока не поздно, попытаться закончить войну приемлемым компромиссным миром, чтобы, по крайней мере, избавить свой народ от последних ужасов капитуляции. Он же до последней минуты оставался игроком, полным твердой решимости получить все или ничего.

В течение всех этих лет, безусловно зная, что возмездие неизбежно, он тешил себя ложными надеждами и проявлял полную пассивность к внешней политике. Его политическая деятельность заключалась лишь в пустой болтовне, а политическая прозорливость только в мечтательном желании, чтобы коалиция его врагов распалась, хотя разум подсказывал ему, что союз просуществует по крайней мере до полного разгрома Германии. Чтобы поддерживать в себе эту нереальную мечту, в последний год войны он стал придавать преувеличенное значение самым банальным дипломатическим докладам и самым незначительным заметкам в зарубежной прессе, постоянно приводя их как доказательство правоты своей безумной теории.

За эту единственную надежду он цеплялся до последних дней своей жизни. В качестве последнего отчаянного и наивного жеста он даже убрал войска с Западного фронта вдоль Эльбы, надеясь, что в создавшейся ситуации союзники в последний момент перессорятся между собой.

Таким образом, как государственному деятелю, Гитлеру недоставало подлинного величия. Как политик, он не видел дальше собственной нации, а наднациональное видение является признаком подлинно великого государственного деятеля, потому что только оно открывает путь к прогрессу, к гуманности. Завоевывая, как военный, огромные пространства, Гитлер-политик оставался зажатым в узкие рамки национализма. Эти огромные пространства были неподвластны его ограниченному уму. Там, где следовало проявить больше творчества в международных делах, где нужно было наладить гармоничные отношения между странами Европы, он проводил в жизнь оголтелый сверхнационализм, ведший к всеобщему краху.

Мои знания в области военного дела основаны лишь на опыте пребывания на фронте во время Первой мировой войны. Поэтому у меня не хватает квалификации судить о способностях Гитлера как генерала, о его тактике и стратегии во время войны. Более того, мое знание отношений между Гитлером как Верховным главнокомандующим, оберкомандой вермахта (OKВ, Верховным главнокомандованием вермахта) и тремя службами ограничивается тем, что я узнал позже из общеизвестных источников, поскольку на секретных военных совещаниях я не присутствовал. Но мои личные наблюдения за тем, что происходило в различных штабах Гитлера, возможно, имеют какую-то ценность именно потому, что это взгляд сугубо штатского человека. Подробности, которые я изложу, и свет, который постараюсь пролить на взаимосвязь событий, поможет читателю сформировать собственное мнение о военных способностях Гитлера.