Стефан Газел - Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Через несколько часов я понял, что пора спуститься на грешную землю. Маришка, перебирая мои волосы, что-то нежно шептала по-венгерски. В тусклом предутреннем свете, проникавшем через разрисованные морозом окна, я любовался ее нежным лицом в обрамлении белокурых волос, легкими волнами сбегавших на голые плечи.

– Что ты сказала, Маришка?

– Ich Hebe dich [19], Иштван.

– Скажи это еще раз, но по-венгерски.

– Szeretlek, Иштван.

– Sze-re-tlek, Маришка, – повторил я медленно.

– А теперь ты скажи по-польски, – попросила она.

– Ja Cie kocham, Маришка.

– Ja ishe ko-am, Сте-фан, – повторила она и рассмеялась, и мы вновь, позабыв все на свете, крепко сжали друг друга в объятиях.

Занималась утренняя заря. Мне пора было возвращаться домой. Маришка молча наблюдала, как я одеваюсь.

– Ты должен идти, Иштван? – не вставая с кровати, спросила она.

– Да, мне пора. Нельзя, чтобы они увидели, как я возвращаюсь.

– Я не это имела в виду. Ты ведь собираешься переплыть в Югославию, ведь так, Иштван?

– Я вернусь, Маришка, я обязательно вернусь. Но я должен уехать. Все уже решено. Мы отплывем в полночь, когда все будут спать.

– И когда же ты вернешься?

– Максимум через год. Война дальше не продлится, и я через год, а то и раньше, вернусь.

– Через год, – повторила она, – но ведь тебя могут убить. Ты можешь утонуть...

– Нет, Маришка, – перебил я, – со мной ничего не случится. Я обязательно вернусь.

Расставаясь, мы договорились встретиться вечером. Я незаметно прокрался в дом, благополучно добрался до комнаты и заснул, как только голова коснулась подушки.

Днем мы со Сташеком встретились с живущими по соседству студентами из Варшавы и еще одним поляком, который стал шестым в нашей компании. Он когда-то служил в полиции в Варшаве. Этот физически крепкий, коренастый мужчина был значительно старше нас. Студенты достали карту Югославии, и мы внимательнейшим образом изучили будущий маршрут. Нам надо было углубиться по крайней мере на шестнадцать километров в страну, прежде чем попасть в руки полиции. Если беглецов отлавливали в шестнадцатикилометровой зоне от границы, их всегда отправляли обратно в страну, из которой они сбежали. В нашем случае это означало двухнедельное заточение в венгерской тюрьме.

Проблем с вещами у нас не возникло. Зубные щетки и бритвенные принадлежности мы могли рассовать по карманам. После полуночи, соблюдая предельную осторожность, мы должны были все собраться у лесопилки, отцепить лодку, на руках перенести ее через поле к реке, спустить на воду и переплыть на другую сторону. Мы очень надеялись, что нам повезет и все пройдет гладко.

Я принимал участие в разработке плана, но мысленно был совсем в другом месте. Я грезил о Маришке, вспоминал проведенную с ней ночь, ее поцелуи, тепло тела, нежные руки, шелковистые волосы, страсть, с которой она отвечала на мои ласки.

– Очнись, Стефан! – прервал мои мечты резкий голос. – Ты вроде бы собираешься стать капитаном нашей лодки. А как у нас обстоят дела с веслами?

– Черт, у нас нет ни одного весла. Надо взять несколько досок с лесопилки. Кстати, все умеют грести?

– Я не умею.

– Я тоже.

– Но кто-то должен мне помогать. Течение может оказаться очень сильным, и мне одному будет трудно управлять лодкой, – объяснил я.

– Ладно, тогда я буду помощником капитана, – вызвался Сташек. – Ты просто говори мне, что надо делать, а я буду выполнять твои приказы.

Мы договорись в одиннадцать вечера встретиться у нас в доме и разошлись. Сташек взял у хозяина полевой бинокль и отправился поближе к берегу. Он хотел проследить, через какие промежутки времени на берегу появляются венгерские пограничные патрули.

Когда Маришка вернулась с работы и мы все сели ужинать, беседа вертелась в основном вокруг нашей ночной экспедиции. Хозяева дома не понимали, почему мы так спешно решили покинуть Венгрию, а нам было трудно в нескольких словах объяснить причину такой поспешности. Что нами двигало? Патриотизм? Или своего рода азарт – как можно скорее оказаться во Франции? Или то и другое, вместе взятое? А может, у каждого была своя причина? Мы все стремились уехать, и ничто не могло удержать нас. Исключение составлял только я – у меня была Маришка.

После ужина мне не удалось остаться с ней наедине. Увидев, что она собирается выйти из комнаты, я попытался незаметно проскользнуть следом за ней, но ее отец решил показать мне семейный альбом, и мне пришлось остаться. Когда в назначенное время пришли четверо наших спутников с бутылками токайского, чтобы на прощание выпить с гостеприимными хозяевами дома, Маришка вернулась в гостиную и присоединилась к нам.