Фредерик Коплстон - История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

Если мы обратимся к Аристотелю, то найдем у него великолепный анализ добропорядочной жизни, моральных и интеллектуальных добродетелей, которые он изучил полнее и систематичнее, чем Платон; однако трансцендентальные ценности Платона оказались у него отброшенными или замененными имманентной формой. Это верно, что Аристотель призывал людей думать о божественном, подражать Богу, насколько это возможно, в созерцании высших объектов, так что Аристотель в определенном смысле признавал наличие вечного образа для человеческой жизни. Однако для большинства людей жизнь, посвященная теоретическим размышлениям, совершенно неприемлема, кроме того, Аристотель не оставляет человеку никакого основания думать, что он призван сотрудничать с Богом, ибо Бог «Метафизики» не действует осознанно в этом мире. Аристотель так и не смог удовлетворительно соединить жизнь моральных ценностей с жизнью, посвященной теоретическим размышлениям, и моральный закон для него, по-видимому, был лишен какого-либо трансцендентального основания, как в отношении формы, так и содержания. И что бы ответил Аристотель тем, кто спросил бы у него, почему человек должен жить так, как написано в его «Этике»? Он сослался бы на эстетические нормы, хорошие формы, на «справедливость»; он ответил бы, что жить по– другому – значит не достичь своей цели или счастья, к которому все стремятся, следствием чего явилось бы иррациональное поведение. Однако он не сказал бы о специфическом моральном долге, покоящемся на прочном основании абсолютной Реальности.

Поздние греческие философы, исключая эпикурейцев, по-видимому, понимали необходимость абсолютного основания для норм морали. Стоики говорили о том, что следует выполнять свой долг, подчиняться Божественной Воле. По их мнению, жить разумно – значит жить в согласии с природой, поскольку разумная природа человека происходит от Бога, всепроникающего Разума, и в Него же и возвращается. Пантеизм, разумеется, стал причиной противоречий в их этическом учении, но тем не менее они рассматривали мораль как проявление Божественного начала в человеке и его жизни. Поскольку Бог един, а человеческая природа неизменна, то может быть только одна мораль. Будет анахронизмом вкладывать в их понятие долга все те значения, которые оно приобрело в Новое время, но у стоиков было, по крайней мере, понятие долга и моральной ответственности, хотя их детерминизм, вытекающий из пантеизма, не позволил им четко сформулировать свою концепцию. В системе или системах неоплатонизма собственно этика была подчинена религиозному аспекту восхождения человека к Богу; однако неотъемлемой частью этого восхождения считался добродетельный образ (практика) жизни, который помогал человеку соответствовать трансцендентальному идеалу. Более того, тот факт, что римляне, подчинявшиеся требованиям морали в своей жизни и придававшие большое значение нравственным ценностям, понимали необходимость очищения идеи Бога и веры в Божественное Провидение, демонстрирует нам практическую пользу базирования этики на метафизических идеях и служит эмпирическим подтверждением подобного теоретического требования.

7. Рассмотрение этических учений греков и поисков их трансцендентального основания естественным образом приводит нас к мысли, что греческая философия подготовила интеллектуальный инструментарий христианства, иными словами, явилась подготовкой к Евангелию. Следует, однако, отметить, что в рамках этой главы невозможно подробно рассмотреть этот вопрос.

Мы находим в учении Гераклита зачатки доктрины об имманентном Разуме, действующем в мире, хотя Гераклит рассматривал логос как нечто материальное, идентичное первичному Огню (эту концепцию позднее подхватили стоики). Анаксагор создал теорию Ума (Нуса) как первичного движущего принципа. Но в обоих случаях содержались только зачатки будущих теорий, и только у Платона появляется нечто, напоминающее естественную теологию. Однако, несмотря на то что в учениях досократиков содержались лишь зародыши доктрины о том, что мы сейчас назвали бы Богом, в виде идеи Анаксагора о Первопричине и идеи Гераклита об имманентном Разуме или Провидении, уже у пифагорейцев мы находим догадки о различии души и тела, о верховенстве души и необходимости ухода за ней и предохранения ее от загрязнения. Что же касается досократовой философии в целом, то лишь ее поиски первичного элемента в мире и ее концепция о том, что все в мире подчинено порядку, а не какая-то специальная доктрина (за исключением, пожалуй, орфико-пифагорейских психологических идей) позволяет нам считать ее в каком-то смысле отдаленной подготовкой к Евангелию, то есть подготовкой языческого мышления к восприятию Богооткровенной религии. Ибо именно идея о том, что мир подчинен порядку, естественным образом привела к возникновению концепции о Существе, Дающем Закон и Создающем Порядок. Однако, прежде чем сделать следующий шаг, надо было достичь ясного различения души и тела, нематериального и материального. Путь к пониманию этого отличия проложили орфики и пифагорейцы, однако только Платон сумел от антропологического различия перейти к различию между трансцендентальным и феноменальным, между нематериальным и материальным.