Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Представители начальника СП и СД должны всегда действовать в тесном сотрудничестве с разведывательным отделом штаба; военные власти могут потребовать назначения офицера для связи с разведкой; координация работы специальных подразделений с военной разведкой и контрразведкой, а также с требованиями боевых действий является обязанностью отдела разведки.

Специальные подразделения уполномочены, в рамках своих задач и на свою ответственность, принимать административные меры воздействия на гражданское население. В связи с этим они обязаны работать в тесном контакте со службой контрразведки. Любые меры, которые могут повлиять на боевые действия, должны быть утверждены командующим соответствующей армией.

3. Взаимодействие между группами или подразделениями СП или СД и командующим в зоне коммуникации (см. пункт I(6) выше).

(Текст такой же, как в пункте 2 выше, просто с заменой соответствующих штабов и ведомств.)

4. Разделение ответственности между специальными подразделениями (зондеркомандами), полевыми подразделениями (айнзатцкомандами) и отделами контрразведки с одной стороны и тайной полевой полиции безопасности – с другой.

Вопросы политической безопасности внутри армии и непосредственной защиты войск остаются задачей только тайной полевой полиции безопасности. Любые дела такого характера спецподразделения, полевые отделы и подразделения должны немедленно передавать в тайную полевую полицию безопасности; точно так же последняя должна безотлагательно сообщать спецподразделениям и полевым отделам и подразделениям обо всех проблемах, возникающих в зоне их компетенции. По всем прочим вопросам будет действовать соглашение от 1 января 1937 года (см. пункт 1 выше).

Подпись…

Никто из офицеров, принимавших участие в обсуждении или подготовке этих приказов, не имел ни малейшего представления о том, что под прикрытием этих договоренностей и на основании секретного распоряжения Гитлера Гиммлеру «полевые отделы СД» сразу же после начала кампании приступят к систематическому массовому убийству евреев в тыловых районах Восточного фронта.

Первый случай, когда Гитлер открыто потребовал от вермахта провести недопустимую акцию, имел место 30 марта 1941 года. В тот день он произнес длившуюся почти два с половиной часа речь перед 200–250 офицерами, среди которых были главнокомандующие тремя видами вооруженных сил и назначенные на Восточный фронт старшие командиры сухопутных войск, кригсмарине и люфтваффе вместе с начальниками своих штабов. Встреча проходила в большом конференц-зале новой рейхсканцелярии, в крыле, которое выходило на Эберштрассе; зал был забит полностью, присутствовавших усадили в длинные ряды кресел соответственно чину и званию. Цель была явно та же, что и у аналогичных «обращений» Гитлера 22 августа и 23 ноября 1939 года накануне кампаний в Польше и на Западе: внушить высшему командованию и старшим офицерам штабов свои взгляды на возможный ход предстоящей операции. Но на сей раз он собрался изложить собравшимся и те особые требования, которые, по его мнению, возникнут в связи с характером Восточной кампании как «борьбы между двумя противостоящими идеологиями». Говорил он убедительно. Он наверняка осознавал, что в идеологическом плане между ним и этими сливками германского офицерского корпуса до сих пор существует громадная пропасть. Те сидели перед ним в гнетущей тишине, нарушенной лишь дважды: когда собравшиеся встали в первый раз в момент его появления и прохождения к трибуне и когда он покидал зал. Все остальное время не поднялась ни одна рука, никто, кроме него, не произнес ни слова.

Это была та самая речь Гитлера, которая положила начало приказу о комиссарах и декрету относительно порядка действия военно-полевых судов в районе проведения «Барбароссы», известному под кратким названием « приказ «Барбаросса». Что касается приказа о комиссарах, то Верховный главнокомандующий вермахта заявил в своей речи, что с советскими комиссарами и чиновниками следует обращаться как с преступниками, независимо от того, относятся ли они к вооруженным силам или к гражданской администрации. Поэтому их не будут рассматривать как военнослужащих и с ними не будут обращаться как с военнопленными. Всех их, захваченных в плен, следует передавать полевым отделам СД, а если это невозможно, расстреливать на месте. В отношении «приказа «Барбаросса» Гитлер уже утвердил 3 марта, что военно-полевые суды будут заниматься исключительно войсками; теперь он развил эту тему дальше и провозгласил два принципа. Первый: по отношению к «враждебно настроенным жителям» немецкий солдат не должен быть связан буквой военных законов или дисциплинарных уставов, и, наоборот, «любого рода выступление местных жителей против вермахта» следует наказывать чрезвычайно сурово, вплоть до немедленной казни без военно-полевого суда. Он оправдывал эти распоряжения главным образом своей убежденностью в том, что большевизм, как он выразился, есть «социологическое преступление»; говоря о комиссарах и чиновниках, он упомянул те нечеловеческие жестокости, в которых они были повинны, когда Красная армия вошла в Польшу, Балтийские государства, Финляндию и Румынию. С этого момента он использовал каждый оборот своей речи для того, чтобы убедить аудиторию в том, что в борьбе против Советов нет места воинскому рыцарству или «устаревшим представлениям» о военном товариществе. Это борьба, в которой не только Красная армия должна быть побеждена на полях сражений, но и навсегда искоренен коммунизм.