Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Йодль вернулся из отпуска к концу июня и тоже категорически возражал против преждевременного ввода в бой главных резервов на востоке; он и устно и письменно доказывал, что локальный успех – это все, чего можно ожидать от операции «Цитадель» для обстановки в целом. Гитлер явно дрогнул, но под влиянием остальных остался тверд в своем решении. Побочным результатом стало то, что он счел, видимо, необходимым отнять несколько дней у себя и своего штаба, чтобы заняться жалобой Цейцлера на Йодля: якобы выступления Йодля есть не что иное, как вмешательство в сферу ответственности сухопутных войск [226]. Было много рассказов в том смысле, что после многократных отсрочек Цейцлер сам уже не хотел проводить операцию «Цитадель». Здесь уместно привести, с небольшой перестановкой слов, одно замечание Гинденбурга; он часто задавал вопрос, кто в действительности будет ставить себе в заслугу победу в Танненберге, он сам или генерал Людендорф; говорят, старик удачно ответил: «Как вы думаете? Кому пришлось бы отвечать, если бы сражение было проиграно?» Операция «Цитадель» оказалась не просто проигранным сражением; она отдала в руки русских инициативу, и мы никогда уже не вернули ее себе до самого конца войны.

Вера Гитлера в Италию с самого начала почти целиком зиждилась лично на Муссолини. Поэтому, когда 14 мая Гитлер спросил у гросс-адмирала Дёница, который только что вернулся из Рима, считает ли он, «что дуче полон решимости пройти с Германией весь путь до конца», все, кто это слышал, поняли, что весь фундамент этого военного союза под вопросом. Доклад главнокомандующего кригсмарине не дал особых оснований для столь беспрецедентного подозрения, но через два дня он повторил это перед более широкой аудиторией. Видимо, в основе этого лежали скорее его собственные наблюдения и заботы, чем неблагоприятное военное положение Италии, и они приводили к печальным выводам. Началось это с озабоченности по поводу неважного состояния здоровья Муссолини, что было слишком заметно на встрече в апреле; его подозрение росло в результате трений относительно Балкан, которые в последнее время привели к обмену необычно резкими письмами; наконец, была негативная реакция Муссолини на отправку дополнительных германских войск в Италию. Он даже не имел желания получать учебные отряды СС, сопровождавшие боевую технику для танковой дивизии, которую Гитлер ему «подарил». Возможно, его позиция объяснялась тем, что как главе итальянского правительства ему хотелось, чтобы его защищали только итальянцы; но такое предположение опровергалось подтвержденными из многих кругов новостями о возобновлении в конце весны 1943 года работ по укреплению альпийской границы с итальянской стороны, что могло быть направлено, главным образом, только против Германии. Довольно странно, однако, что Гитлер старался обходить молчанием и сам этот факт, и его бесспорно чреватый серьезными последствиями смысл. С другой стороны, он был больше всего встревожен, когда Муссолини отказался принять приглашение на следующую встречу во второй половине мая. Все было подготовлено – ставка только что вернулась в Восточную Пруссию и теперь спешно переместилась обратно в Берхтесгаден. Однако встреча не состоялась, якобы потому, что Муссолини готов был встретиться только на итальянской земле, от чего отказался Гитлер по соображениям личной безопасности. Тем временем непомерные и абсолютно невыполнимые требования о военных поставках из Германии продолжали прибывать; они больше выглядели как предлог для выхода из войны, а не как свидетельство решимости начать новое наступление.

В следующие недели западным союзникам не удалось ничего, кроме как захватить, почти без боя, небольшой, хорошо укрепленный итальянский остров Пантеллерия, «итальянский Гибралтар». Гитлер начал постепенно, хотя и не без колебаний, восстанавливать утраченное доверие к Италии как союзнику. Он часто говорил, что если их призовут на защиту родины, то простые итальянские солдаты и молодые офицеры, воспитанные в духе фашизма, возможно, покажут свое воинское мужество и друзьям и врагам. Такая идеалистическая оценка, основанная на беспочвенных иллюзиях, начала вскоре затмевать военные реалии, самой важной из которых был роковой разрыв между уровнем оснащения итальянских войск и войск западных союзников. Даже Кессельринг выступал за трезвую оценку, основанную на фактах; но ничего поделать не удалось.