Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Во время путешествия в специальном поезде Риббентропа я оказался в непривычной «штатской» атмосфере, и это впечатление усилилось благодаря официальному приему на «главном вокзале» Рима – мирная картина с большим количеством молодых людей вокруг в черной дипломатической форме. В течение следующих дней основная моя работа в палаццо Венеция заключалась в том, чтобы обрисовать обстановку и изложить пожелания ОКВ Муссолини. Вскоре стало ясно, что глава Верховного командования гораздо меньше, чем Муссолини, склонен был поддерживать гитлеровские взгляды и требования; более того, последующие переговоры, которые я вел с Амброзио, оставили у меня полное впечатление, что теперь Муссолини не имеет авторитета в военных кругах. Соглашение в итоге было достигнуто, в основном на тех условиях, которых требовали мы, но лишь после того, как пришлось вмешаться Муссолини, и после бурного обсуждения итальянских контрпредложений и проектов приказов, которое продолжалось до вечера следующего дня. Риббентроп был явно более-менее удовлетворен и выехал на следующий день вместе со своей обычной свитой подышать весенним воздухом в Кампании; он очень рассердился на меня за то, что я не пошел на официальную церемонию прощания и обратно отправился самолетом. Однако вскоре стало ясно, что ни итальянские власти в Риме, ни те, кто находился в восставшем районе, не имели намерения твердо держаться этих договоренностей.

8—10 апреля 1943 года Гитлер встречался с Муссолини в Зальцбурге, но то был всего лишь один из ряда «государственных визитов», которые проходили тогда в Берхтесгадене и вблизи него. Насколько я помню, целая вереница высокопоставленных представителей союзных держав появлялась на один-два дня, чтобы получить информацию об обстановке и обсудить дальнейшие перспективы войны. Разговоры с союзниками случались редко, поэтому наш штаб оперативного руководства ОКВ, как любой нормальный штаб, готовил всеобъемлющую сводку по всем военным аспектам, представлявшим взаимный интерес: системе командования, расстановке сил, поставке боевой техники, управлению и экономики. Большинство этих людей уезжали, не повидавшись с Гитлером или, по крайней мере, явно не повлияв на ситуацию. Как правило, даже Кейтель не присутствовал на этих встречах. Гитлер проводил их в своей обычной манере, а это значит, что главной их целью оказывалась пропаганда. Он не давал своему военному штабу ни полномочий, ни возможности обсуждать важные военные вопросы со штабами визитеров.

Эти встречи проходили, как правило, в замке Клессхейм под Зальцбургом, красивом здании, построенном в стиле барокко Фишером фон Эрлахсом. Его использовали в качестве «дома для правительственных гостей», и приезжавшие размещались там в нескольких номерах. Военное совещание, как всегда, проходило в середине дня, но в этих случаях оно превращалось в «шоу» для гостей, все хорошие новости выпячивались, а плохие, по возможности, замалчивались. Потом все шли на ленч, обычно скромный, без церемоний, речей и тостов. Оставшуюся часть дня старших офицеров с обеих сторон обрекали на ожидание в коридорах и гостиных того момента, когда Гитлер завершит свои дебаты.

Здесь мне вспоминается один особый случай, который произошел у меня с последним царем Болгарии Борисом. Гитлер был о нем очень высокого мнения, не устраивал для него «шоу» и принимал, как правило, в Бергхофе. Однажды вечером, примерно в тот же период (на самом деле этот царь потом недолго прожил), Гитлер не мог присутствовать, и Борису навязали «маршальский прием» в Клессхейме, где в качестве хозяина гостей принимал Риббентроп. Мне велено было присутствовать вместо Кейтеля и Йодля, которые тоже не могли туда пойти. Царь поднялся с места сразу же, как только закончилась трапеза, и так же быстро положил конец последовавшей за этим «вечеринке» в большом зале вестибюля. Он знал меня по предыдущим встречам и, прощаясь со всеми, к удивлению и неловкости Риббентропа, взял меня под руку и повел в свою гостиную, расположенную по соседству. Под пронзительным взглядом царя мне неожиданно пришлось ответить на ряд острых вопросов по поводу реальной военной обстановки и перспектив на будущее. Это был трудный момент; я вынужден был балансировать посередине между правдой и теми ограничениями, которые накладывали на меня мои полномочия и мой долг. Довольно странно, что впоследствии меня никто и никогда не расспрашивал об этой беседе. Судьба, однако, оказалась добра к царю и пожалела его: ему не пришлось стать свидетелем краха собственной страны и полного банкротства германского руководства, которому он тогда доверился [223].