Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945

Один из самых неприятных отрезков пути находился между Сан-Элией и Аквафондатой. Возможно, это были совпадения, но я ни разу не проехал там, не попав под плотный артиллерийский огонь. По возвращении из таких поездок мой начальник штаба обычно укоризненно осматривал наш маленький «фольксваген», весь посеченный осколками.

Проехав Атинскую котловину, я попадал на расположенную севернее оборонительную позицию. Мне нравилось ездить туда. Эта котловина, подобно круглому блюду, лежит посреди массива Абруцци, и весной его высокие горы все еще искрятся снегом. Линия фронта, которую занимал мой фронт, была поистине исторической. Она совпадала с северной границей Сарацинского и Норманнского царств. Именно на этой линии в 1504 году испанцы, защищавшие Южную Италию, противостояли французам, перед которыми стояла такая же стратегическая задача, как и сейчас, только в противоположном направлении: прорыв у Кассино в направлении от Рима к Неаполю. Тогда битва тоже началась севернее Кассино. В те дни французы тщетно осаждали Рокказекку, в которой ныне располагался мой штаб. Им не удалось прорваться в низовья Гарильяно. Переворачиваем страницы... Испанцы форсировали Гарильяно в Суйо, именно в том месте, где в мае 1944 года прорвались союзники. Находившиеся до того в обороне, испанцы полностью разгромили тогда французов и выбили их в Гаэту. Паводок помешал французам вывезти свое тяжелое орудие. Они пытались спасти его, сплавив по Гарильяно на плотах, однако в открытом море оно затонуло. После разгрома французов испанцы стали бесспорными хозяевами Южной Италии.

Во время первого сражения у Кассино я счел необходимым перевести свой КП из Рокказекки. В Кастельмассимо мы оказались в более защищенном и спокойном месте, однако переезды стали длиннее, а чтобы добраться до какого-либо батальона или полка, требовалось теперь не полдня, а целый день. Кастельмассимо тоже богато своей историей. В войны прошлого здесь находились штабы Мюрата и Гарибальди. Я умышленно решил перебраться туда сразу же после одного успешного боя, чтобы тем самым избежать риска уходить первыми в случае нашего отступления на фронте. Это могло сказаться на моральном состоянии войск. Лично для меня обстановка заметно улучшилась, когда сменился начальник штаба. С новым начальником штаба полковником Шмидтом фон Альтенштадтом мы полностью сошлись в политических взглядах. После переезда мы вдвоем создали небольшое хозяйство отдельно от большой столовой других старших офицеров. В него вошли также начальник оперативного отдела, мой адъютант и один из его помощников. Находясь среди своих, мы могли говорить открыто, чего нельзя было делать раньше. Мой начальник штаба был другом графа Штауффенберга, с которым он познакомился во время совместной службы в Берлине. Он рассказал мне об их общих усилиях убедить командующих группами армий выступить за свержение Гитлера. Начальник оперативного отдела был сыном генерала Остера, который, как мы знали, стоял во главе движения Сопротивления и занимался многими делами одновременно. Эти молодые офицеры не боялись критиковать Гитлера и национал-социализм, в результате между нами установились более доверительные отношения, чем с прежними сослуживцами. В оперативном управлении корпусом тоже возникало меньше трений. Нам всегда удавалось быстрее договориться по поводу текущей обстановки и принятия необходимых решений. Те генералы и офицеры, которые были сторонниками Гитлера, воспринимали неудачи на фронте весьма своеобразно. В своем слепом оптимизме они охотно приписывали их той или иной третьей силе, которая, по их понятиям, ставила под сомнение власть Гитлера, такого гениального человека. Мы, со своей стороны, ясно понимали, что с любой точки зрения война нами проиграна, что невозможно выигрывать войны при помощи недоделанного секретного оружия, что не важно, продолжаются ли бои на том или ином участке фронта, вопрос теперь только в том, как закончить это противостояние и избавиться от существующего режима. Правда, в то время мы расходились во взглядах по поводу того, как этого добиться, однако в наших спорах мы не распалялись. Мои молодые друзья были более уверены в результатах, чем я, сомневавшийся в возможности насильственного свержения Гитлера и окончания войны. Слишком слабым было сопротивление господствующим институтам государственной власти, и слишком мало было возможностей для координации действий различных оппозиционных течений. Нельзя детально подготовить переворот, если о нем знают лишь немногие, а если расширить число участников, то трудно будет сохранить заговор в тайне. Кроме того, приходилось признавать, что масса людей, даже генералы, владельцы собственности, промышленники и университетские круги, были за Гитлера. Мои молодые друзья не могли понять кое-чего, в чем лично я был убежден, а именно что русские, которые на этом этапе войны вносили неизмеримо больший вклад в разгром Гитлера, потребуют теперь львиной доли добычи, оккупировав нашу страну и установив сферы влияния.