Евгений Кравченко: С Антарктидой — только на Вы

Василий Карпий

Летать мы начали уже на второй день после прибытия. Инженеры, техники принимали свое обширное авиационное хозяйство у предыдущих зимовщиков «на ходу» — полеты шли полным ходом. Ли-2 сновал челноком между берегом и кораблями, Ил-14 осуществляли стратегические перевозки — на станцию «Восток». И если в первое время оба наши экипажа — Михаила Васильевича Костырева и Валентина Федоровича Мельникова, — отдохнувшие, окрепшие по пути в Антарктиду, буквально рвались к полетам, то спустя три-четыре дня пыл поугас. Мы втягивались в привычную обстановку. Если бы не пингвины, постоянно наблюдавшие за нашей работой, можно было подумать, что мы в Арктике. Взлет — посадка, взлет — посадка. Погода стояла, как по заказу, — в Антарктиде хозяйничало лето. Талая вода скапливалась под домиками, в которых мы жили, и надо было по утрам включать насосы для ее откачки. Ручьи прорезали снежный и ледяной покров, мчались к океану и там, где еще вчера можно было спокойно пройти к аэродрому, сегодня шумела река.

Бывали дни, когда, проснувшись, опускал ноги не на пол, а в холодную воду. Стайкой по комнате, словно небольшие катера, плавали тапочки, и крейсерами дрейфовали чемоданы. Вода стекала по стенам, сочилась с потолка. В кают-компании она выгнала из всех щелей тараканов, и те, спасаясь от потопа, гроздьями висели в сухих местах. Борьба с водой и снегом занимала все свободное время, которое оставалось от полетов. То надо счистить снег с крыш складов, то объявлялся аврал по переборке овощей, то отлавливали бочки с соляром, уходившие в снег все глубже и глубже... Кому-то из наших ученых, измотанных постоянными авралами, пришла в голову «светлая» мысль зачернить территорию «Мирного». Тогда жаркое солнце быстро растопит снега и льды до подошвы поселка, и мы победим соперника. Как решили, так и сделали. С наветренной стороны на склоне ледника забурили отверстия под толовые шашки, подложили дымный порох и взорвали. Белый снег и голубой лед стали черными. Таяние усилилось, ускорилось, пошло очень быстрыми темпами. И теперь нам на голову, на кровати, столы и стулья — на все добро, что было в домиках, складах и лабораториях, потекла не чистая дистиллированная вода, а черная маслянистая жижа. Описывать эффект, который произвел данный эксперимент в душах населения «Мирного», а также насколько он обогатил его словарную лексику, не берусь — не позволяет этика.

Однако этот эксперимент помимо чисто гигиенических неудобств принес с собой и настоящую тревогу. Первая же пурга укрыла копотъ, и «Мирный» снова стал белым и чистым. Но в толще этой белизны началась невидимая работа солнца — ультрафиолетовые лучи, пробивая снежный наст, нагревали снег и лед, окрашенные в черный цвет, и вокруг этих образований «вытаивали» каверны-пустоты, в которые проваливались и люди, и техника.

К счастью, аэродром, лежавший между двумя сопками — Радио и Маренной, — поддавливаемый ледниками, стекавшими с них, вел себя хорошо. Хотя постоянно надо было укатывать снег: он то падал тихо и плавно, то носился по взлетно-посадочной полосе (ВПП) плотными, туго закрученными вихрями, которые приносили стоковый ветер и пурга за пургой. За рычаги трактора садились по очереди все, кто был свободен от полетов, потому что наш единственный штатный аэродромный тракторист, случалось, от усталости не мог разжать пальцы рук, сжимавшие рукоятки этих самых рычагов.

Антарктида пока никак зловеще не проявляла себя. Во всяком случае, никакими страхами, о которых так живописно рассказывали нам в Арктике те летчики, что уже побывали здесь, она нас не пугала. Лишь однажды она потревожила наш экипаж. Полет был как полет. Михаил Васильевич Костырев занял свое левое, командирское, кресло, я, как второй пилот, — правое. Костырев — сибиряк, долго летал в Игарке, наработал огромнейший опыт арктических полетов, «лыжник», что уже само по себе говорит о многом. «Лыжниками» называли летчиков, летавших на самолетах с лыжным шасси. Для таких машин, в отличие от колесных, не нужен стационарный аэродром, и «лыжники» летали, подбирая посадочные площадки в тундре, на озерах, в распадках сопок, между горами. Вертолетов тогда еще не было, и сложнейшую черновую работу, которую взяли на себя позже вертолетчики, выполняли «лыжники». Для этого нужен особый талант. А может, он рождался сам по себе — на базе опыта, налетанных часов, увиденного и услышанного... Не знаю. Но то, что «лыжники» обладали каким-то сверхъестественным чутьем, интуицией, я убеждался не раз. Так было, когда я летал вторым пилотом в Арктике, в Сибири, на Дальнем Востоке, так было, когда сам стал командиром воздушного судна.