Поль Фор - Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны

До 1970 года во многих городах Крита и даже в афинском квартале Монастираки можно было увидеть, как молотобойцы, литейщики и лудильщики работают, в точности повторяя действия господ «Копоть» и «Дымовик» из поселения Азиатия, живших почти 3200 лет назад. С рассвета до сумерек раздавался грохот их молотов, усиливавшийся тем, что мастерские были расположены рядом.

В полутьме и дыму пробиваются то рыжие всполохи жаркого костра, то матовый отсвет красной меди, а вот четверо подмастерьев в кожаных фартуках превращают лепешку раскаленного металла в котелок с двумя ручками и тремя ножками. Под размеренными ударами то кувалды, то бронзового молота с закругленной головкой диск становится плоским, занимая всю поверхность плитки серого известняка, закрепленной на оливковом чурбаке. И пока помощники снова загружают горн, складывают инструменты, освобождают место, пропускают по стаканчику вина, выделывают ушки, стыки или заклепки, мастер колотушкой заканчивает выравнивать толщину листа, кровельными ножницами придает ему нужные размеры и округлость, срезает все лишнее, а поскольку металл после тысячи ударов молота утратил податливость, снова разогревает его на углях с помощью мехов.

Наконец начинается наиболее долгая и деликатная операция — вторичное вытягивание. Плоский лист надо превратить в глубокий карман без единой трещины, складки или царапины и вдобавок абсолютно ровный. Медник берет лист клещами, зажатыми в левой руке, перекладывает на брусок с круглой головкой и снова бьет молотом, начиная от центра. Металл постепенно плющится, его внешняя поверхность расширяется, в то время как внутренняя остается прежней. Лист начинает сгибаться и обретает форму купола. Его края закрывают даже высокую стойку, поддерживающую брусок. Время от времени мастер держит его над огнем, медь становится еще послушнее, а потом, остыв, попадает на станок или двурогую наковальню. Частые удары молота окончательно придают изделию необходимые изгиб, форму, глубину и гладкость, каковые приличествуют новенькому, без трещин и вмятин котлу. Теперь остается подпилить и выгнуть края, а потом приклепать уже готовые ножки и ручки.

Некогда выкованные Гефестом чаши и кубки — те, что служили на пирах бессмертных, сравнивали с живыми существами. С начала V века, а может, и в гомеровскую эпоху легенда приписывала Полииду, богу-покровителю бронзовщиков Коринфа или Аргоса, способность воскрешать мертвых. Критские куреты и родосские тельхины считались божествами, металлургами и колдунами одновременно. Подобные представления, общие для всех народов бронзового века, позволяют нам понять, сколько таинственности, если не сказать — волшебства, окружало в те времена владение «огненным» искусством. Оно всегда связывалось с долгим обучением, обрядами инициации, сложными испытаниями и секретами, тщательно оберегаемыми могучей корпорацией. Не исключено, что в число испытаний входило нанесение ран, а то и ритуальных увечий. Бога кузнецов представляли хромым и вечно грязным. То и другое — серьезный повод для того, чтобы держаться особняком. И, однако, могущество Гефеста в микенском Пантеоне было таково, что он заставил богов Олимпа уложить в его постель одну из харит и даже саму Афродиту, богиню любви. Правда, считалось, что у бога-кузнеца могучие руки, широкая грудь и проницательный ум. Наделяли Гефеста и способностью создавать волшебные ткани, а также делать прекраснейшие в мире украшения.

В социальном плане некоторые кузнецы и медники, подобно многим другим ремесленникам, зависели от дворца, но большинство их, объединясь в гильдии или братства, жили в одном квартале или на одной улице базара, являя собой нечто вроде сравнительно независимого третьего сословия. Это напоминает корпорации ремесленников, известные нам по текстам из Малой Азии того же времени, по Угариту, Алалaxe и столице хеттов Хаттусе.

Золото и бронзу обозначают особые идеограммы. Та, что для золота, напоминает Андреевский крест с двумя латеральными полузавитками и знаком, похожим на букву «пи», в верхней части. Таким образом изображался верх печи, поддерживающий тигель, где желтый металл в процессе купелирования очищался от примесей. В текстах ювелир, kurusowoko , явственно отличается от бронзовщика и простого кузнеца, kakeu , или от оружейника — etodomo . Столь же четко разграничивали золото, kuruso , серебро, akuro , и «белый» металл, судя по всему — электрум, paraku . Золото, которое несли воды Пактола и рек Колхиды или Грузии, всегда имело примесь серебра, порой — до 30 %. Если металл не попадал в Грецию уже очищенным и обработанным, приходилось его плавить, то есть поднимать температуру сплава до 1063 градусов (всего на 20 градусов меньше, чем требуется для обработки меди).