Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима

У римлян были и свои, неведомые грекам способы гадания, многие из которых были заимствованы у этрусков, ведь у италийских народов искусство ворожбы всегда было очень распространено. Восприняли римляне и некоторые верования греков: например, в Риме пользовался большим уважением дельфийский оракул Аполлона. Как сообщает Тит Ливий, опираясь на источники значительно более ранние, на исходе VI в. до н. э. последний римский царь Тарквиний Гордый послал однажды своих сыновей с какими-то вопросами в святилище Аполлона в Дельфы ( Ливий. От основания города, I, 56).

Вместе с тем характер гаданий в Риме был иным, чем в греческих полисах. Там все дела подобного рода могли вершить лишь наделенные особым знанием и способностями, «посвященные» гадатели, или прорицатели. В Риме же заниматься гаданиями, наблюдать и толковать знамения мог любой гражданин: в частных, семейных делах — отец семейства, глава дома или его управляющий, в делах государственных — соответствующее должностное лицо. Независимо от этого были и жрецы-гадатели: авгуры и гаруспики.

Происхождение гаруспиков связывают обычно с религиозными обычаями этрусков, у которых традиции гадания были особенно развиты и сложны; некоторые из этих традиций были восприняты этрусками с Востока. Гаруспики гадали по внутренностям жертвенных животных: они внимательно исследовали сердце, легкие, но более всего печень. Этруски считали печень очень сложным органом, делили его на сорок частей и верили, что каждой из них соответствует одна из сорока небесных сфер: среди памятников материальной культуры этрусков находят модели печени с разделением на сорок частей, изготовленные из бронзы. Если гаруспики обнаруживали при изучении внутренностей животного нечто благоприятное, то они трижды обходили с ними вокруг алтаря, на котором сжигали жертвенный пирог. По обычаю, также заимствованному из Этрурии, в обязанности гаруспиков входило и ритуальное очищение места, куда ударила молния.

И все же гаруспики не пользовались в Риме таким почетом и авторитетом, как жрецы-авгуры, ведь в гаданиях по внутренностям животных слишком многое зависело от неких особых знаний, которыми, как считалось, обладали одни только гаруспики, поэтому их толкования знаков казались римлянам произвольными и не всегда достоверными. «…Мы знаем, — пишет Цицерон, — что разные гаруспики по-разному толкуют показания внутренностей. Нет у них единого для всех учения». Философ подробно разбирает «теорию» и практику гаруспиков, доказывая их беспочвенность. «Много ли известно случаев, когда предсказанное гаруспиками событие состоялось? А если и состоялось когда-нибудь — это можно допустить, — то почему нельзя считать это случайным совпадением?» И далее: «Конечно, уж не настолько невезучи гаруспики, чтобы их предсказания никогда не сбывались, хотя бы случайно». Приводит Цицерон и слова Катона Старшего, «который говорил, что удивляется, как может один гаруспик, когда смотрит на другого, удерживаться от смеха» ( Цицерон. О дивинации, II, 28–63). Гаруспики в Риме не имели даже своего жреческого объединения, и лишь император Клавдий создал коллегию гаруспиков в составе 60 человек; большинство их были этрусками, но входили в коллегию и коренные римляне.

Совершенно иным было положение в римском обществе авгуров, гадавших по полету птиц. Еще со времен царя Нумы Помпилия авгуры образовывали коллегию, число членов которой постоянно росло: 3, 6, 9, при диктаторе Сулле их стало 15, а при Цезаре — 16 человек, причем 8 из них могли быть плебеями по происхождению. Стать авгуром мог каждый гражданин, кого авгуры кооптировали в свои ряды; этот жреческий сан давался пожизненно, чему, как мы помним, очень радовался, став авгуром, Плиний Младший (Письма Плиния Младшего, IV, 8, 1–2).

Авгуры не руководили и сами не совершали жертвоприношений, не исполняли и других жреческих обязанностей, кроме одной — следить за священными, вещими птицами, за их полетом, криками и т. п. На официальной церемонии ауспиций авгуры выступали в особом одеянии — трабее, парадном белом плаще с пурпурными полосами. В руках они держали символ своего достоинства — изогнутые посохи. После вступительных формальностей авгуры произносили необходимые молитвы и по всем правилам приступали к гаданию. На освященном традицией месте на Капитолийском холме авгур очерчивал определенное замкнутое пространство для ауспиций в форме квадрата, ориентированного по сторонам света: две линии проводились с востока на запад и две — с юга на север. На обозначенном месте ставили шатер, так, чтобы вход в него был обращен на юг. Авгур усаживался перед входом в шатер, очерчивал соответствующее пространство своим посохом и на небе и ждал появления птиц. Весь обряд совершался в полной тишине, в безусловном священном молчании. Полет птиц с левой стороны от авгура рассматривался как добрый знак, появление же птиц с правой, западной стороны предвещало нечто неблагоприятное. Заметим, что в Греции все обстояло как раз наоборот: предзнаменования с левой, восточной стороны расценивались как недобрые, появление же птиц на западе считалось знаком благоприятным.