Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Общение с Ключниковым и Потехиным в роли редакторов газеты будет для нас тем затруднительнее, что мое отношение к ним разделяют и все руководящие работники представительства – т.т. Бродовский, Устинов, Степанов. Для всех нас ясно, что мы будем лишены возможности контролировать газету и нести за нее какую-либо ответственность.

Мне кажется, что, принимая свое решение, ЦК не вполне представлял себе здешнюю обстановку и последствия, вытекающие из этого решения, и только поэтому я позволил себе написать такое длинное письмо.

Из приведенного документа достаточно полно предстает примитивная утилитарная роль «сменовеховства» в планах сторонников Троцкого в руководстве большевиков, что, конечно, не соответствовало объективным эвентуальным отношениям сторонников данного сложного общественно-политического течения и советской власти. «Аргументы советского полпреда, его апелляция к темному прошлому, сомнительному настоящему, политической ненадежности и литературной бездарности своих оппонентов не возымели должного воздействия. К удивлению Крестинского Ключников и Потехин вернулись в Германию. На вокзале прибывшие не подали руки встречавшему их члену редакции Садыкеру и повели себя так, как будто знали о решении ЦК в их пользу: ультимативно потребовали напечатания в «Накануне» своей контрдекларации с последующим закрытием или передачей газеты в их руки» [312]. Давление Н. Н. Крестинского при поддержке Л. Д. Троцкого и К. Б. Радека, а позже и Н. И. Бухарина, на высшее партийно-политическое руководство все нарастало, а позиция И. В. Сталина на сохранение сменовеховцами собственного лица, отличного от коммунистической прессы, ослабевала. Все это привело к тому, что вскоре сторонники «Смены вех» оказались в положении «плохих учеников» при большевистских «строгих учителях». Это, например, видно из следующего донесения Н. Н. Крестинского в ЦК о визите в курортный город Киссинген Ю. В. Ключникова и Ю. Н. Потехина 12 сентября 1922 г.:

«Киссинген,

Бад 16 сентября 1922 г.

Членам ЦК: Сталину, Ленину, Троцкому, Каменеву, Зиновьеву, Рыкову, Томскому, Радекуи Бухарину ,

Товарищам: Чичерину, Уншлихту, Степанову и Устинову.

Дорогие товарищи,

Во вторник, 12-го сентября, ко мне в Киссенген приехали Ключников и Потехин и пробыли здесь до следующего дня. Долгий, в дружеских тонах разговор с ними доказал еще раз объективную правильность всего того, что я писал Вам в своем письме от 9-го сентября.

Я спрашивал их, почему они ничего не писали из России о процессе с[социалистов]-р[еволюционеров]. Это производило впечатление, что они по совести не могут писать благоприятных для нас корреспонденций, но боятся писать из России против нас, и потому молчат. Это молчание делало всю поездку не полезной для нас, а вредной. На это они отвечали, что с момента вызова Ключникова в качестве свидетеля не только он не мог посылать корреспонденций, но и Потехин, так как это могло бы произвести за границей впечатление чрезвычайного прислуживания с их стороны: один, дескать, напросился в свидетели, чтобы топить с.-р., а другой шлет об этом корреспонденции. В дальнейшем же, когда это препятствие было устранено и ясно было, что Ключникову быть свидетелем не придется, у них создалось уже настолько отрицательное отношение к резкому полемическому способу ведения «Накануне», что они вообще не могли туда ни о чем писать. Это неблагоприятное стечение обстоятельств было очень тяжело для них самих, тем более что они были чрезвычайно удовлетворены всем ведением процесса и силою доказательств, и если бы имели возможность писать, то писали бы чрезвычайно благоприятные корреспонденции.

Из этого ответа Вы видите, что боязнь произвести чуть-чуть неблагоприятное впечатление на правые круги эмиграции настолько сильнее у Ключникова и Потехина, что она пересиливает сознание своего долга перед Советской Республикой и толкает на длительное молчание в такое время, когда молчание их не может не быть истолковано крайне вредно для Сов[етского] пра[вительства].

Я перешел затем к возможному будущему и спросил, как бы они поступили в дальнейшем в трех вопросах:

А) в церковном вопросе,

Б) в вопросе об условном расстреле с-ров

и В) об арестах и высылках оппозиционной интеллигенции в России.

Если Вы будете, сказал я им, объяснять и защищать эти мероприятия сов[етского] пра[вительства] (а я уверен, что Вы, как сторонники сильной власти, их разделяете), то Вы, конечно, не приблизите к себе, а оттолкнете от себя Милюкова, Мандельштама, Гронского, Литовцева и др., столь дорогих Вам представителей левого крыла кадетской партии. Если же Вы для привлечения их к себе будете проявлять в этих вопросах оппозиционность по отношению к сов[етскому] правительству] и критиковать его действия, то Вы тем самым оттолкнете от сов[етского] пра[вительства] те круги эмиграции демократические по своему социальному прошлому, которые готовы вполне примириться с советской властью.