Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Вот мысли, которые навела на меня Ваша новая книга. Грустно, что люди «плюрастического» склада так податливо сдают перед соблазнительным «монизмом», пускаясь во все тяжкие софизмы, чтобы волюнтарно выработать успокаивающие выводы.

На днях, через 2 дня, возвращаемся в Шанхай, где начинается зимняя работа. Мы дивно отдохнули в Циндао. Я никогда не думал, что в Китае имеется такое чудное место.

Шлю привет и жму руку.

«Москва, 3 сентября 1934 г.

Шлю привет

Дорогому Николаю Васильевичу и всей Субботе!

Письмо получил, но пишу не только по этому поводу, а потому, что выяснилось, наконец, мое положение здесь: прошу извинить за долгое молчание.

Вкратце сообщу факты о себе: ехали с комфортом. Встречены были делегацией оргкомитета. Устроены в первоклассном отеле «Националь», где останавливаются только интуристы и где живем до настоящего времени. Живем хорошо. С квартирой дело затянулось, но нет сомнения, что и квартиру дадут хорошую.

Тотчас по приезде был приглашен в лучшее книгоиздательство для переговоров об издании моих книг, но через несколько дней оно «влилось» в другое – и пришлось говорить с новыми людьми. На днях подписал условие с издательством «ГИХЛ»[Государственное издательство художественной литературы] на издание моих книг: к Новому году выйдет первый том, а за ним последуют остальные – пока четыре тома листов по 20. Червонных денег получил очень много, обеспечен приблизительно на два года.

Дня через три по приезде был у А. М. [Горького] в знаменитом имении Горки. Встреча была задушевная: восстановлена прежняя дружба.

Провел у него весь день до глубокой ночи в числе большой компании гостей. Расспрашивал о Харбине: первый вопрос был об Устрялове и Сетницком, книги которых он читал и знает. Я рассказал довольно подробно. Об оказанном мне «приеме» в Москве стало известно раньше, чем я возвратился: стали присылать за мной автомобили, появились интервьюеры и редакторы, печатаюсь в «Красной нови» и «Новом мире», в «Литературной газете» и проч.

Через некоторое время предложили выступить с докладом на Съезде писателей. Вот этот, оказавшийся очень важным, факт неожиданно втянул меня в напряженную борьбу. Написать доклад на полчаса чтения было легко, прочесть – еще легче, но не так легко было осуществить выступление: А. М. [Горький] рукопись одобрил и направил обычным путем на утверждение: я должен был выступить тотчас после доклада Радека об иностранной литературе. Времени оставалось уже немного. Я еще раз побывал в гостях у А. М. [Горького]. Убедился я и сам, и убедились писатели, что за моей спиной – очень сильная рука, и, тем не менее, началась тайная интрига и кампания против моего выступления. Рукопись всячески задерживали в ее продвижении по инстанциям утверждения, и, наконец, она пропала. Пришлось дать второй экземпляр. Тогда – два раза откладывали мое выступление с очевидной целью под каким-либо предлогом совсем снять его с очереди. Однако вынуждены были подчиниться необходимости, и я выступал 30 августа – в последний день съезда, в вечернем заседании, при переполненном Колонном зале, перед заключительным словом Стецкого. Доклад занял 35 минут [399]. Публика меня встретила и проводила аплодисментами. В сокращенном виде он был напечатан в «Правде» 1-го сентября. Думаю, что будет и в «Известиях» – полностью. Между прочим, там есть и несколько слов о литературной деятельности проф. Устрялова, не знаю только, будет ли напечатано полностью, почему было такое сопротивление и с чьей стороны? Со стороны «президиума» и влияющего на него фронта писателей, угрожаемых по «чистке». Шкурное дело. Если в «Новостях Востока» печатались отчеты, то Вы увидите, в каком повышенном темпе велась дискуссия по докладу Бухарина о «советской поэзии». «Шпана» себя показала. Меня совершенно верно учли на стороне А. М. [Горького] и Бухарина против «ихнего», «фронта», «не наш», «чужой», «ату – его!». Если бы удалось «смазать» – последствия для меня могли быть неприятные, но теперь – «шпана» опоздала: не достанут. Вот почему это было важным моментом не только для меня, а и принципиально, почему и не писал Вам до настоящего дня.

1-го был торжественный акт закрытия съезда, закончившийся полуторачасовой речью Горького* и грандиозным банкетом на 850 персон в Колонном зале. Что-то небывалое в жизни литераторов всего мира. На эстраде шла великолепная программа артистов и балета Большого театра. Роскошный ужин с безграничным количеством лучших вин. Под утро закончилось танцами и национальными плясками на середине зала. Напоминало, но бесконечно превосходило по масштабу былые студенческие «татьянинские» вечера в Москве.