Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Участники коалиции, за плечами которых были общие испытания, чувствовали себя друзьями. Но даже тогда, когда усталые солдаты поздравляли друг друга и подбрасывали в воздух шапки, правительства беспокоили намерения коммунистической России в Европе. Черчилль настаивал, что американским, британским и французским войскам, с трудом пробившим себе путь от Ла-Манша и Средиземного моря, следует как можно дольше оставаться там, где они стоят сейчас, чтобы доказать, что народы Европы могут жить свободно и без страха перед будущим. Неужели, освободившись от нацистской жестокости и высокомерия, они падут жертвой советского принуждения?

Ни с одним из своих могущественных противников нацистской Германии не удалось заключить соглашение, которое позволило бы ей продолжать борьбу только с остальными. Но взаимное недоверие внутри коалиции спасло ее от главной кары, предназначавшейся ей. В Ялте был подписан принципиальный документ, по которому Германия должна быть разделена на несколько отдельных государств. Механизм осуществления этого был оговорен в условиях капитуляции, одобренных Европейской консультативной комиссией. Но в течение весны, по общему согласию, об этом постепенно забыли.

Специальный комитет, состоящий из Идена, как председателя, и послов Гусева и Уинанта, попросил наметить пути и средства разделения. К тому времени, когда комитет встретился впервые (7 мая), все три правительства не были уверены, следует ли выполнять намеченный план раздела.

Уже в Ялте Черчилль был поражен трудностями и испуган последствиями. Идея разделения Германии еще больше оттолкнула его, когда Советский Союз выразил желание держать под контролем все страны к востоку от Германии и, возможно, со временем начать насаждать там советскую систему. Вот как выразился премьер-министр через шесть недель после Ялты: «Мне не очень нравится мысль о расчленении Германии до тех пор, пока не прояснятся мои сомнения относительно намерений России».

Советское правительство пришло к тому же решению по собственным соображениям. Американская и британская армии прорвали немецкие линии обороны стремительнее, чем ожидалось, в то время как советские войска задержались перед Берлином. Советские лидеры предположили, что немецкие солдаты ослабляют свое сопротивление на западе, продолжая ожесточенно сражаться на востоке из страха перед тем, что их ждет, если они попадут в руки русских. Подозрительным немцам казалось вполне возможным, что британцы и американцы могут купить немецкую капитуляцию на западе за тайное обещание не разделять Германию и единственным ее сторонником останется Советский Союз. Похоже, требовалась какая-то акция, которая бы разрушила страхи немцев, продолжающих сопротивление на востоке. Вероятно – кто знает? – Советским Союзом двигала мысль, что, если Германии позволить остаться неделимой, а ужасное разрушение продолжится, позже будет легче внедрить в ней коммунистическую идеологию.

Во всяком случае, в конце марта и начале апреля тон советской прессы и пропаганды заметно изменился. Больше не осыпалось бранью все немецкое. Прекратились угрозы страшной мести. Советские лидеры, не обещая Германии мягкой участи, отказывались от каких-либо намерений уничтожить немецкий народ и заговорили о менее жестоких мерах по отношению к немцам после войны.

Об изменении позиции Советского Союза по разделению было сообщено в комментарии посла Гусева на встрече Европейской консультативной комиссии 26 марта. Он заявил, что советское правительство считает ялтинское решение о разделе не обязательным, а скорее возможным путем обезвредить Германию, если других средств окажется недостаточно. Уинант истолковал это так, что советское правительство колеблется, о чем и сообщил в Вашингтон. Но позже, в беседе с Гопкинсом в мае, в Москве, Сталин признался в ином понимании им происходящих событий. В докладе об этой встрече, который он получил, говорилось, что Идеи и его коллега из министерства иностранных дел сэр Уильям Стрэнг заявили, что британское командование против раздела, разве что в качестве угрозы для немцев; и, поскольку Уинант, в отличие от Гусева, не высказывался в пользу этой меры, он, Сталин, сделал вывод, что американское правительство также отказалось от этой идеи.