Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Примечательно, что в начале марта Объединенный комитет рассмотрел программу возмездия и давления, представленную генералом Дином, и не одобрил ее. Он категорически высказался против более поздних подобных предложений, несмотря на многочисленные отрицательные ответы Советского Союза на требования по различным военным вопросам, тон которых становился все грубее.

На американцев произвело впечатление, как русские выполняли свои военные обязательства. Они прохладно относились к мерам возмездия и ограничениям, которые могли бы помешать участию Советского Союза в войне на Тихом океане. Маршалл на встрече в Белом доме 23 апреля, прямо после того, как Стеттиниус доложил, что его переговоры с Молотовым по Польше проходят «в высшей степени неудовлетворительно», заявил: «…он надеется на вступление Советского Союза в войну против Японии тогда, когда это будет полезно для нас. Русские вправе отложить свое вступление в войну на Дальнем Востоке до тех пор, пока мы не сделаем всю грязную работу… и он склонен согласиться, что упустить шанс было бы серьезной ошибкой».

Американцы с опаской относились к военным планам или обязательствам с «политическими» целями. Прежде чем предпринять шаги, которые могли бы привести Советский Союз в негодование, они еще раз проверяли, что можно сделать путем дружеских объяснений и длительных переговоров.

Таким образом, пока война заканчивалась, Трумэн тщательно выполнял все соглашения, заключенные Рузвельтом, даже те, которые внушали ему тревогу, как, например, ялтинское соглашение по Дальнему Востоку. Хотя некоторые из его советников, к примеру Гарри Гопкинс и Джозеф Дэвис, были склонны критиковать перспективы британско-русского соперничества за власть, он приветствовал теплые и сдобренные иронией замечания Черчилля. Трумэн стремился лично встретиться с Черчиллем и Сталиным. Когда ему пришлось отказаться от этого из-за неотложных дел в Вашингтоне, он отправил в Москву и Лондон дипломатических представителей, которым поручил обсудить с этими главами государств полный спектр нерешенных проблем в Европе и на Дальнем Востоке и подготовить почву для будущей конференции. Он приложил все силы и дар дипломата, чтобы в Сан-Франциско появилась Хартия нового мира, в соответствии с которой военная коалиция постепенно распадалась.

После многих решений о стратегии на Восточном фронте, достигнутых на встречах на Мальте и в Ялте, казалось, что курс ясен до конца. Но теперь возникли разногласия между американцами и британцами, почти столь же тревожные, как и разногласия по второму фронту в 1942 году. Они продолжались до тех пор, пока немцы не сложили оружия, а затем распространились на последующую расстановку военных сил.

У американцев и британцев обнаружились три взаимосвязанных различия во взглядах на военную программу:

1. По каким направлениям должно проходить заключительное наступление с запада?

2. Должны ли наступления с запада остановиться вдоль линий, намеченных заранее, или продолжаться до тех пор, пока союзные войска не встретятся с русскими?

3. Должны ли послевоенные границы оккупационных зон считаться демаркационными линиями, или армии могут на неопределенный период задержаться на заранее занятых позициях до тех пор, пока не будет заключено соглашение о времени и условиях отступления? И в особенности, должны или не должны эти силы на западе, перешедшие за линии оккупационных зон в Германии и Австрии или вошедшие в страны, граничащие с Советским Союзом, например в Чехословакию, уходить в заранее предназначенные им зоны, как только позволит военная ситуация?

Решение двух последних вопросов зависело от того, потребуется ли наряду с военной силой поддержка дипломатии с целью сдержать поступательное движение советской власти. Должны ли западные армии находиться по разные стороны баррикады, пока главы государств спорят о судьбе мира после войны?

Черчилль и британское министерство обороны были убеждены, что это правильно и необходимо. Фактически премьер-министр был так серьезно обеспокоен своими неудавшимися попытками завоевать расположение Москвы, что с грустью сделал вывод, что, если не занять подобную позицию здесь и сейчас, еще одна разрушительная война неизбежна. Американским властям, как гражданским, так и военным, претило как искажать (в их понимании) военные действия, так и откладывать исполнение соглашений (как они это понимали) с политическими целями. Они не теряли надежды на результат кропотливой работы дипломатии. Они не хотели рисковать ни конфронтацией с русскими, ни вовлечением американских войск в местные споры. Они стремились скорее закончить войну с Японией, не обременяя себя длительным военным контролем над центром Европы.