Карл Клаузевиц - 1812 год. Поход в Россию

Вильно, 23 мая 1812 г.

Как мне было приятно, когда после одиннадцати дней томительных скитаний я наконец приехал сюда и встретил наших друзей Гнейзенау и Шазо и смог поселиться вместе с ними. Я здесь уже три дня. Мое назначение последовало в соответствии с письмом графа Ливена. Но так как у меня нет еще мундира, то я пока не несу службы. Военный министр одновременно является и командующим армией. Он любезный человек, но я обменялся с ним только несколькими словами. Я предполагаю, что буду работать в здешней главной квартире в одном из отделов штаба. Общение с моими друзьями предохраняет меня пока от печальных переживаний, которые выпадают на нашу долю в этой дикой и чужой стране с непонятным для нас языком. Генерал Пфуль принял меня очень дружественно.

Вильно, 28 мая 1812 г.

Уже прошли недели с тех пор, как я послал тебе отсюда первое письмо. И все же я еще ничего не могу сказать тебе о своем положении. Я продолжаю носить синий прусский мундир отчасти потому, что из канцелярии еще не вернулся приказ о моем назначении. Я полагаю, что война начнется через две недели, так как здесь получено сообщение о прибытии французского императора в Дрезден; я не думаю, что он долго будет разъезжать по Германии. Я еще ни разу не видел, чтобы к надвигающейся войне относились так спокойно. И это по нескольким основаниям. Первое — кампания продолжится недолго, так как в здешнем климате зимняя кампания невозможна; я не думаю, чтобы в этой местности можно было затянуть операции до 1 ноября.

Вильно, 6 июня 1812 г.

Наконец я надел сегодня зеленый мундир, который, однако, в соответствии с модой является почти черным. О своем служебном назначении я еще ничего не знаю. Единственное указание, полученное мною до сих пор, заключается в письме на русском языке от князя Волконского, начальника генерал-квартирмейстерского штаба в целом; он мне сообщает, что получил приказ о моем назначении, и в соответствии с ним командирует меня в Первую Западную армию. Таким образом, я поступаю в распоряжение генерала Мухина, генерал-квартирмейстера этой армии, который ни слова не понимает по-французски. Так как Мухин не может использовать меня, то я предполагаю, что попаду или в штаб военного министра, который в то же время по указаниям императора командует Первой армией, или к генералу Леварову, который является подлинным начальником Генерального штаба, или же к какому-нибудь командиру корпуса. Замедление с моим назначением привело к тому, что император неделю тому назад хотел дать мне особое поручение. А именно: я должен был отправиться в один из фланговых корпусов, чтобы выбирать для него позиции и стоянки. Вероятно, получением этой задачи я обязан генералу Пфулю. Теперь это поручение отпало, но намерение дать мне его в моих глазах подчеркивает, что я попал на заметку. Завтра я буду, вероятно, представлен императору. У меня нет оснований быть недовольным своим личным положением. Князь Волконский, мой подлинный начальник, производит впечатление порядочного человека. Он несколько сух в обращении. Блестящие перспективы передо мной не открылись, и я далек от того, чтобы при оценке обстановки мне оказывалось то доверие, которым я располагал в Пруссии, и даже не имею шансов приобрести его.

Вильно, 20 июня 1812 г.

…Я назначен теперь к генералу Пфулю. На этой должности я долго не задержусь, так как Пфуль, в сущности, больше ничем не командует. Тидеман послан в Ригу к генералу Эссену. Этим очень важным назначением он обязан знакомству с подполковником Вольцогеном. Теперь и я познакомился с ним, и в дальнейшем он может оказаться мне очень полезным.

Свенцяны, 29 июня 1812 г.

Городок, из которого я пишу тебе, находится на дороге из Вильно к укрепленному лагерю у Дриссы на Двине; армия предполагает занять его, чтобы дать там первое сражение. Мы находимся довольно далеко позади войск, и возможно, что уже произошли крупные события. Но пока мы имеем только сведения о столкновении передовых частей. Во всяком случае французы находятся в движении к Двине. Надо полагать, что первое сражение последует через 10–12 дней. Я еще состою при генерале Пфуле, а последний — непосредственно при императоре.

Из района Полоцка, 6 июля 1812 г.

Я все еще нахожусь в императорской главной квартире при генерале Пфуле. Это назначение оставляет меня совершенно праздным. Оно было рассчитано на совершенно другие условия, чем те, которые сложились в настоящее время, и никогда оно мне не приходилось по душе, а теперь уже совсем не нравится, так как мне едва ли удастся что-нибудь увидеть. Я еще не слышал ни одного выстрела, впрочем, значительные события вообще еще не имели места. Арьергардные бои, происходившие до сего времени, полностью складывались в нашу пользу. Пока мы взяли в плен одного генерала и 1000 человек. Для отступательного марша это много. Я полагаю, что по тем или иным обстоятельствам мое служебное положение должно измениться. В противном случае я буду очень опечален. В конце концов я был прав, когда тысячу раз говорил себе то, что все другие оспаривают: не зная русского языка, являешься ни к чему не пригодным. Едва ли я могу надеяться быть здесь полезным. И все мои усилия устремляются лишь на то, чтобы, по крайней мере, видеть войну и, таким образом, обогатиться личными наблюдениями. Эта кампания чрезвычайно утомительна для войск. Даже в главной квартире, где мы, несомненно, находимся в лучших условиях, нам всегда приходится ночевать в сараях и конюшнях, и я уже три недели не раздевался. Наше будущее мы доверчиво предоставляем судьбе. Пока не произошло ни одного крупного несчастья, и кое-какие крупные надежды еще сохраняются в зачаточном состоянии. Они смогут развиваться, когда наступит их время. Но и при самом дурном обороте хода событий я еще не утрачу мужества. Счастье крепко обосновано в нас самих, и никакая сила мира не сможет разбить его полностью, если мы оба останемся живы и здоровы. Я должен быть очень доволен приемом, оказанным мне здесь; особенно благосклонен был ко мне император, а великий князь Константин Павлович, находясь во главе колонны, обращался ко мне с таким вниманием, которое далеко превосходит мои заслуги. Но я не строю надежд на свое счастье на этих мимолетных изъявлениях благоволения и привожу это лишь как доказательство того, что некоторые опасения и пророчества наших высокопоставленных подруг являлись необоснованными. Точно так же мне не приходится жаловаться и на русских вельмож. Лишь шикарная молодежь в свите императора проявляет отталкивающую холодность. Граф Ожаровский, генерал-адъютант императора, живущий всегда с нами, является почти единственным близким знакомством, которое я приобрел, и он очень любезен со мной.