Карл Клаузевиц - 1812 год. Поход в Россию

Это обстоятельство кажется совершенно непонятным, так как сам Наполеон прибыл в авангард и лично руководил боем. Но, как теперь нам стало известно, он предполагал, что русская армия продолжает удерживать свою позицию под Витебском, и готовился к большому сражению.

Граф Пален отступил за Лучесу на ту самую позицию, которую перед тем занимала русская армия и которую генерал Барклай покинул в тот же день.

Когда французская армия серьезно придвинулась вплотную, Барклай начал испытывать некоторую тревогу относительно положения, в котором он собирался дать сражение, и потому в последнюю минуту изменил свое решение.

Нам еще не раз предстоит встретиться с подобным образом действий со стороны Барклая. В данном случае это явилось истинным счастьем, и мы вправе сказать, что русская армия здесь вторично была спасена.

Автор чувствовал себя вполне счастливым и готов был на коленях благодарить Бога за то, что он отклонил наш путь от разверзшейся бездны.

Бой, данный графом Паленом, произвел на автора крайне отрицательное впечатление. Расположение, занятое графом, совершенно не соответствовало тем правилам и взглядам, которые автор усвоил себе относительно употребления войск в бою. Хотя местность на высотах за краем долины являлась не вполне открытой, но все же она не представляла собой густого леса. Для небольших кавалерийских частей, состоявших из двух-трех эскадронов или полка, повсюду представлялась возможность проявить свою деятельность; поэтому следовало бы кавалерию поставить позади пехоты. Построение благодаря этому приобрело бы большую глубину, и из всей массы конницы можно было бы взять два-три полка на левый фланг для наблюдения, а другие два полка — для поддержки пехоты. При таком построении различные роды оружия оказали бы друг другу взаимную поддержку, а на высотах мы были бы вдвое сильнее. Ведь все зависело от положения дел на этих высотах, так как над узкой равниной между ними и рекой, едва достигшей 600 шагов в ширину, можно было господствовать одним лишь артиллерийским огнем; да и вообще неприятель не мог продвигаться в промежутке между нашей позицией и рекой.

Так как автор находился при графе Палене еще всего одну неделю, то, естественно, он не успел приобрести на него большого влияния, а граф Пален занял свою первоначальную позицию, не подумав о том, чтобы с кем-нибудь поговорить об этом. После того как войска уже таким образом расположились, в дальнейшем ничего путного получиться и не могло; кроме того, в самом бою активное участие в нем иностранца, не владеющего языком страны, почти невозможно. Прибывают донесения на русском языке, по поводу этих донесений идет перекрестный разговор, приказания отдаются на русском же языке, и, таким образом, руководство всем боем проходит на глазах иностранного офицера, причем он не может понять ни одного слова из всего сказанного. Может ли он потребовать от командира корпуса или хотя бы от другого хорошо осведомленного офицера перевода всех донесений, соображений и распоряжений! Не успеешь оглянуться, как утрачиваешь понимание общей связи событий, и если иностранец не является крупной персоной, то он теряет всякую возможность проявить себя. Таким образом, первый бой, в котором автор мог бы по занимаемой им должности оказать известное влияние на способ использования имевшихся сил, получил оформление, совершенно противоречившее его убеждениям, причем он сам чувствовал себя настолько бесполезным, что предпочел бы находиться в строю в роли младшего офицера. Поэтому он очень обрадовался, когда вместе с подкреплением, подошедшим 27 июля, уже после боя, к корпусу Палена, прибыл и старший в чине офицер Генерального штаба. С этого времени автор, по крайней мере, не чувствовал себя ответственным за успех тех распоряжений, на содержание которых он не мог оказать никакого влияния.

27-го Барклай выступил тремя колоннами на Смоленск, куда направился и Багратион после тщетной попытки пробиться через Могилев. Марш на Смоленск совершен был главными силами по дороге на Поречье, следовательно, довольно кружным путем; один лишь Дохтуров двигался по прямой дороге на Рудню. Совершенно непонятно, почему Наполеон не продвинул вперед свое правое крыло, чтобы перехватить у русских этот путь. Правда, он не мог бы этим преградить русским дорогу на Москву, так как отступающий всегда может кружным путем вновь опередить противника, и если он не взял совершенно ложного направления, то в обширной стране его нелегко отрезать. Однако для русских представляло все же немалый, хотя и побочный интерес попасть в Смоленск, чтобы скорее соединиться с Багратионом; в Смоленске можно было продержаться несколько дней; там находились значительные запасы и кое-какие подкрепления, поэтому для Наполеона, безусловно, представляло интерес отбросить русских от этого города. Однако он преследовал русских только до Рудни и сделал в Витебске вторичную остановку, во время которой подтянул к себе остальные части своего правого крыла, имевшие задачу действовать против Багратиона и по возможности его отрезать. Таким образом, русские, занимавшие ранее растянутую линию фронта, выиграли время для того, чтобы соединиться у Смоленска, причем ни одна часть не была отрезана. Итак, ошибочное движение их к Дриссе пошло им на пользу. Переход до Смоленска был выполнен без малейших затруднений, и арьергардам всех трех колонн, хотя они находились ежедневно на виду у неприятеля, не пришлось выдержать ни одного серьезного боя.