Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Мерекалов нанес визит Э. Вилю, директору экономического отдела германского министерства иностранных дел, чтобы сообщить ему об ответе Микояна. Виль воспринял это известие с удовлетворением и заверил, что сделает все от него зависящее, чтобы получить позитивный ответ от своего начальства. На следующий день Мерекалов присутствовал на ежегодном дипломатическом приеме по случаю Нового года в Берлине. Он сообщил, что виделся там с Гитлером: «Обходя послов, Гитлер поздоровался со мной, спросил о житье в Берлине, о семье, о поездке в Москву, подчеркнул, что ему известно о моем визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и распрощался» Потом подошел Риббентроп в сопровождении других правительственных чиновников, но они ограничились только протокольными любезностями. Мерекалов не выводил из этой краткой встречи никаких политических следствий и никак не связывал ее с предложением возобновить переговоры по кредиту. 22

Через восемь дней Мерекалов опять прибыл с визитом к Вилю и нашел его на этот раз в компании Карла Шнурре, главы немецкой торговой делегации и Хильгера. Немцам не нравилась идея переговоров в Москве, но они тем не менее согласились. Шнурре должен был отправиться туда в конце января, после трехдневной остановки в Варшаве; он был готов остаться в Москве до середины февраля, а затем опять должен был вернуться в Варшаву для переговоров с поляками. Мерекалов спросил, наделен ли Шнурре полномочиями обсуждать порядок и условия сделки, и Шнурре подтвердил свои полномочия. Для переговоров, казалось, было готово все, включая визу для супруги Шнурре, с тем чтобы она могла осмотреть достопримечательности Москвы. 23

Французское и британское руководства узнали о планирующихся переговорах как раз в течение тех двух недель, которые оставались до их начала. Реакции от англо-французов не последовало почти никакой, что может удивить читателей, которые знакомы с неоднократными предупреждениями Кулондра об опасности нацистско-советского сближения. В Форин офисе даже Коллье, который всегда был настороже относительно любых признаков сближения немцев с Советами, не обратил особого внимания на сообщение об уже запланированных переговорах. Пайяр сообщал из Москвы об ожидаемом приезде Шнурре, но считал, что переговоры не выйдут за рамки чисто экономических вопросов. 24

27 января журналист Верной Бартлет опубликовал в лондонской «News Chronicle» статью, в которой говорилось об «опасности» «германо-советского сближения». На следующий день Виль сообщил Мерекалову по телефону, что переговоры отменяются; Шнурре был отозван в Берлин по непредвиденному и срочному делу, и Виль не мог сказать, когда его миссия сможет возобновиться. Мерекалов счел что причиной отмены поездки Шнурре в Москву стал именно «шум» в западной прессе и «нацистско-советском сближении». 25

Литвинов также немало раздумывал над срывом миссии Шнурре, но его недоверие к французам и англичанам было настолько глубоким, что порой, казалось, граничило с паранойей. Он приказал Мерекалову разузнать, что случилось на самом деле, предполагая такое развитие событий: если немцы могли быть обеспокоены нежелательным разглашением своих планов, то у англичан и французов было еще больше причин для беспокойства. Не спешите так связываться с Советским Союзом, могли сказать они немцам, подождите новых уступок от нас. Слухи об ответном визите Бонне в Берлин, казалось, подтверждали эти подозрения. 26

Но на этот раз Литвинов ошибался. Британцы едва ли заметили миссию Шнурре, а в Париже оставались глухи к предупреждениям Пайяра. Статья из «News Chronicle» была без комментариев перепечатана в московских газетах; это вызвало отклик Пайяра, что в былые дни такая публикация непременно вызвала бы негодование Советов. Складывалось впечатление, что статья (Майский имел связи с Бартлетом) инспирирована самим советским руководством и была призвана просигнализировать о разочаровании Советов в политике коллективной безопасности и подготовить советское общественное мнение, на всякий случай, к радикальному изменению во внешней политике. Озабоченность Пайяра была ясна: статью Бартлета можно считать отправной точкой возможного поворота в политике, и как таковая она заслуживает самого серьезного внимания. 27 К предостережениям Пайяра тоже стоило прислушаться всерьез, но сам «поворотный момент» еще не наступил.

Устроив такую демонстрацию возможностей, на тот случай, если французское и британское правительства будут продолжать поддаваться на нацистское запугивание, советское руководство сочло необходимым немного подбодрить французское и британское посольства в Москве. В разговоре с послом Сидсом Литвинов выразил свое недовольство улучшением советско-германских экономических отношений; чем больше немецких специалистов, сказал нарком, тем больше немецких шпионов. 28 А Потемкин намекнул Пайяру, что хоть советское недовольство (как это было представлено в статье Бартлета) во многом оправданно, заключения о возможном советско-германском сближении, выводимые из этого, остаются целиком на совести автора и не имеют никакого касательства к позиции советского правительства.