Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Но никакие усилия Литвинова уже не могли остановить безрассудную колесницу капитулянтства, хотя уже собственная бешеная скорость почти сбросила ее с рельсов. 21 сентября чешское правительство сдалось под англо-французским натиском и согласилось уступить часть своей территории Германии. В том случае, если бы Чехословакия не поступила так, французы и британцы просто грозились бросить ее на произвол судьбы. Мандель и Рейно за спиной у своего правительства уговаривали Бенеша сопротивляться, но без всякой пользы. 22 сентября Чемберлен вновь поспешил в Годесберг с хорошими вестями для Гитлера, но обнаружил, что фюрер лишь ужесточил свои требования и обещал начать войну еще до конца сентября, если Чехословакия тотчас же не согласится на полную немецкую оккупацию Судетской области.

В Париже три министра кабинета: Мандель, Рейно и Жан Шампетье де Рибе, в знак протеста против французской политики собирались подать в отставку. Но 24 сентября чехи объявили мобилизацию, и французы тоже начали призывать резервистов. Мандель объяснил Сурицу, что объявление о его отставке отложено. Он сказал также, что главным виновником французской «капитуляции» был Бонне: он «намеренно искажал позицию СССР и, в частности, скрыл предложение [Литвинова] созвать совещание генеральных штабов». На Даладье тоже нельзя было рассчитывать, он был «слаб и нерешителен». По утверждению Сурица, «группа Манделя-Рейно» готовилась начать широкую обвинительную кампанию против пораженчества Бонне. Таким образом, ситуация несколько улучшилась. 85

Фиппс продолжал выступать среди французских политиков в защиту британской позиции. Он рассказывал Эррио о том, что чистки вконец ослабили Красную армию; хотя может быть, британский посол и не знал об успехе советских вооруженных сил в схватках с японцами на манчьжурской границе. Эррио ответил: «В годы Французской революции мы расстреляли множество генералов и это пошло нам только на пользу. Я думаю, что если бы генералов расстреляли еще больше, это пошло бы французской армии только на пользу». 86 И даже не в том дело, добавил Эррио, наносят или не наносят чистки вред Красной армии. Франции все равно нужен союз с Советами против нацистской Германии. Это всегда было главной линией Эррио, его idee fixe еще с начала 20-х годов.

В Лондоне 24 сентября Галифакс сообщил Масарику о мнении премьер-министра, что Гитлер показался ему человеком, с которым можно договариваться, и если уж он получит Судетскую область, то обязательно оставит Европу в покое. Масарик не поверил своим ушам, поэтому Галифакс повторил слово в слово. Чешский посланник во всех подробностях сообщил об этой беседе советскому поверенному в делах, который тут же послал отчет в Москву. Это «аукционный торг между Гитлером и Чемберленом», сказал Масарик Черчиллю. 87 На следующий день Ворошилов проинформировал советского военного атташе в Париже о частичной военной мобилизации на польской границе и приказал передать сообщение об этом Гамелену. К концу сентября советская мобилизация дала уже довольно грозную силу, включая шестьдесят пехотных дивизий, шестнадцать кавалерийских дивизий, три танковых корпуса, двадцать две танковые бригады и семнадцать воздушных бригад, рассредоточенных вдоль границ Польши и Румынии. 88 Собирались ли эти силы выступить и при каких обстоятельствах, оставалось открытым вопросом. Но все равно эти военные приготовления выглядели внушительно на фоне британских, потому что англичане были готовы предоставить французам лишь две частично укомплектованных дивизии — да и те не были даже отмобилизованы.

Когда Чемберлен вернулся в Лондон, он столкнулся с несговорчивым кабинетом, который не хотел идти на поводу у гитлеровского ультиматума. Даладье и Бонне совершили еще одно «паломничество» в Лондон, чтобы провести еще одну, ничего не решившую встречу, на которой французский премьер был так же несговорчив, как и чемберленовский кабинет. 26 сентября Форин офис опубликовал коммюнике с предупреждением, что если Гитлер атакует Чехословакию, то Франция будет обязана прийти ей на помощь, а Британия и Советский Союз выступят на стороне Франции. В Париже могли подумать, что это британское коммюнике следует поддерживать и приветствовать, поэтому оно пришлось очень не по нраву Бонне. Он попытался воспрепятствовать его публикации во французской прессе и распустил слух, что коммюнике было сфабриковано Ванситтартом. «Миротворческая» пресса, как и следовало ожидать, подхватила эту присказку. Мандель открыто обвинил Бонне в несостоятельности и измене. А Бонне считал, что Мандель, Рейно и другие, кто разделял их взгляды — просто «безумцы». Он обращался к депутатам в Собрании: «Вы... должны остановить эту войну; мы идем прямо к катастрофе. Эта война была бы преступлением». Кроме того, Бонне, имея хорошие связи в журналистских кругах, поощрял прессу выступать против жесткой линии в отношении Германии. 89