Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

«Тевтославия» была слишком эмоциональной и опасной выдумкой в оценке германо-советских отношений. Кроме того, это не соответствовало истине. Осенью и зимой 1939—1940 гг. Молотов много раз встречался с германским послом, но вовсе не для того, чтобы искать сближения или стремиться угодить любому германскому требованию, хотя с некоторыми и соглашался. Дискуссии касались пограничных инцидентов между советскими и германскими сухопутными и военно-морскими силами, улаживания приграничных споров, эвакуации из прибалтийских государств граждан немецкого происхождения, а также транспортировки через территорию Германии военного снаряжения для Финляндии. Когда Шуленбург приглашал наркома побывать с визитом в Берлине, тот не очень спешил. Ссылался на слишком большую занятость. Когда Шуленбург попросил Молотова послать советское судно в воды к западу от Британских островов для сбора метеорологической информации, которая помогла бы немцам в их воздушных налетах на Англию, нарком сначала долго тянул с ответом, потом и вовсе отклонил немецкое требование. Он также отказался предоставить германским кораблям безопасные гавани на Камчатке и в Беринговом море. Правда, в феврале 1940 года Советы заключили с Германией важное торговое соглашение, но сам процесс переговоров был очень трудным. Не надо «считать русских дураками», предупреждали они. 8 Советское руководство старалось блюсти свои собственные интересы, извлекать выгоды из войны, стремясь не быть втянутым в Ось, и не влезать в драку больше того, чем уже сделало в Финляндии. Это была опасная, недальновидная политика, которая в итоге провалилась, но она была во многом похожа, как отмечал А. Дж. П. Тэйлор, на недальновидную политику англо-французов, которая потерпела крах еще раньше. 9 Можно задать вопрос, почему столь подозрительному во всем Молотову не приходило в голову ни в чем заподозрить столь непривыкшее соблюдать международные соглашения правительство. Форин офис в итоге заключил, что он прежде всего боялся Сталина. Уже в преклонном возрасте Молотов писал, что все они прекрасно знали о неотвратимости войны, просто делали все, что могли, чтобы как можно дольше оттянуть ее. «В дураках мы не были. И никто, по крайней мере, из наших противников и сторонников нас не считал за дураков. Не помню такого случая». 10

Тем временем Майский вновь обрел самообладание и, наконец, освободился от опасности, что ушел слишком далеко от молотовской политики. Он делал то, что получалось у него лучше всего: пытался восстановить сожженные мосты. В январе 1940 года он предупреждал Молотова об опасной напряженности в отношениях с британским правительством и делал все, что мог, чтобы смягчить эмоции англичан, вызванные финской войной. С начала декабря англо-советские отношения продолжали ухудшаться: они были подобны натянутой струне, говорил Майский; стоило еще чуть-чуть потянуть за эту струну и она Могла оборваться. Наиболее непосредственной опасностью была ситуация в Финляндии, «и чем скорее эти события будут приведены к желательному нам разрешению, тем больше шансов, что советско-английские отношения смогут пережить их нынешний кризис». 11 Майский также продолжал работать с Батлером: было необходимо изолировать финский вопрос от всего остального. «Очень важно, — говоря Майский (согласно отчету Батлера), — чтобы те, кто принимает большие решения... сохраняли трезвые головы». 12 И опять есть некоторые разногласия между отчетами Майского и Батлера: по отчету посла получается, что предложение держать головы трезвыми исходило от Батлера, а вовсе не от него. Несомненно, с точки зрения Майского было предпочтительнее, чтобы именно Батлер посоветовал Молотову сохранять хладнокровие. Но каков бы ни был его источник, к этому совету неплохо было бы прислушаться и Лондону: некоторые чиновники Форин офиса тоже порой испытывали трудности с тем, чтобы сохранять хладнокровие. Они предпочитали враждебные отношения с Советами; «вероятность окончательных англо-советских договоренностей против Германии» казалась им весьма «иллюзорной». 13 Форин офису не нравились методы Майского, но Батлер прислушивался к его аргументам. Встречи продолжались. В середине февраля Батлер поставил финский вопрос. Британское правительство хотело «спасти Финляндию», но не ценой разрыва отношений с Советским Союзом. Лучшим выходом из ситуации было бы мирное решение. Майский вновь заговорил о «локализации» финского конфликта, но вместе с тем заметил, что концепция Батлера на этот счет — посылка военных самолетов, боеприпасов, добровольцев — не совпадает с его собственной. Батлер заметил, что правительство находится под жестким давлением общественного мнения, но может сократить помощь Финляндии, если получит гарантии, что под угрозой не окажутся Норвегия или Швеция. Майский лишь рассмеялся в ответ на эти опасения, но Батлера это не убедило, и он спросил: не свидетельствует ли недавнее заключение нацистско-советского экономического соглашения о формировании некоего альянса. Это всего лишь торговое соглашение, ответил Майский, но Батлера опять не убедили его слова. 14