Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Если верить его пропаганде, то советское руководство хотело выиграть время, удержаться в стороне от схватки, с тем чтобы война завершилась как можно скорее. Но Сталин совершил ту же ошибку что и французы с англичанами: он думал, что с Гитлером можно иметь дело, или по крайней мере возможно отложить неизбежную конфронтацию, пока Советский Союз не накопит достаточно сил. По прошествии лет легко видеть, что Сталину следовало бы придерживаться литвиновской линии и политики коллективной безопасности, дать французам и англичанам больше времени на изменение своей политики. Но годы проясняют и другое: в то время никто не мог точно сказать, изменят ли Париж и Лондон свои взгляды. Чемберлен точно не собирался этого делать, да и французы, у которых теперь не было Клемансо, и уж точно не поляки, вся политика которых выражалась в слепоте и упрямстве. Сталину пришлось выбирать между войной сейчас и войной позже; он выбрал войну позже, а может была надежда, что ее и вовсе не случится. Вот в этом и заключался роковой просчет. Мандель, который уже давно уяснил для себя, кто такой Гитлер, уже в то время знал, что произойдет. «Мы сидели сложа руки, — говорил он, — пока они не раздавили Польшу. А драться нужно было начинать с первого часа». Это не был взгляд по прошествии лет, это был хороший совет, и Сталину следовало бы к нему прислушаться. В 1942 году Молотов соглашался: «Мы несем за это равную ответственность». 82

В августе 1939 года мир, казалось, вдруг стал с ног на голову.

То, что представлялось определенным и незыблемым в один день рассеялось как клубы дыма на предосеннем ветру. В течение двух августовских недель случились разительные перемены, два заклятых врага вдруг уладили все свои противоречия. «Вчера это еще было. Сегодня исчезло, — писал американский журналист Уильям Ширер из Берлина. — И уже не будет [германского] фронта против России». Во Франции и Британии главными чувствами были потрясение, гнев, унижение; в особенности после того, как нацистская «Shadenfreude» выступила со статьей о том, что этот поворот открывает немцам путь для вторжения в Польшу. Теперь, «когда русские у нас в кармане», хвастали нацисты, англичане не отважатся воевать. 1 Советский поворот «кругом» изменил все. До августа 1939 года Советский Союз был для многих надежным оплотом в борьбе с нацизмом, своеобразным политическим островом. Пусть небольшим островком, омываемым реками крови от сталинских чисток, но все же куском твердой почвы. Когда Молотов подписал пакт о ненападении, этот остров погрузился в пучину. Международному коммунизму был нанесен жестокий удар, многие коммунисты, разочаровавшись, выходили из своих партий. Советский Союз протянул руку фашистам. Это не укладывалось в сознании. Во Франции и Британии антикоммунистическая говорильня, немного поутихшая весной и летом в связи с переговорами в Москве возобновилась с новой силой. В конце августа французское правительство запретило коммунистическую «L`Humanité», а в следующем месяце объявило французскую компартию вне закона и арестовало депутатов-коммунистов. Начался антикоммунистический разгул. Если кто-нибудь имел неосторожность слишком громко произнести в местном кафе «Vivent les Soviets», беднягу тут же заключали на восемнадцать месяцев в тюрьму, ferme — без права досрочного освобождения. В Британии непримиримее всего против Сталина были настроены лейбористы; кабинет, хоть и чувствовал себя обманутым, вел себя сдержанно. Объявив, что альянс с Советами был «ни чем иным, как не столь уж необходимой роскошью», британское правительство, по словам А. Дж. П. Тэйлора «выглядело не столь уж удрученным». 2 Англо-французские чиновники только делали храбрый вид, в действительности они понимали, что их планы на долгую войну и удушающую блокаду нацистской Германии — разрушены.

Ранним утром 1 сентября почти шестьдесят германских дивизий вторглись в Польшу. 2 сентября Чемберлен выступил в палате общин, но не с объявлением войны, а с предложением о дальнейших переговорах. Это вызвало шок среди депутатов, которые подумали, что Чемберлен решил «повторить Мюнхен». Взял слово лидер оппозиции. «Говорите от лица всей Англии», — крикнул один из депутатов; зал загудел от одобрения. Во Франции было еще хуже; правительству понадобилось три дня, чтобы справиться с растерянностью и предъявить Германии ультиматум. Сделало оно это неохотно, оглядываясь на англичан. А поляки хотели знать: где была французская армия? После годов упреков Советскому Союзу за неспособность организовать наступательные операции, французское высшее командование не решилось на общее наступление, оно начало drôle de guerre — «странную войну», которая и позволила немцам разгромить Польшу за две недели; именно это предсказывал Ворошилову несколькими неделями раньше Дракс.