Б Кузнецов - Эйнштейн (Жизнь, Смерть, Бессмертие)

Но наука не только "обладает истиной" - рисует некоторую определенную (и ограниченную данным состоянием знаний) схему мироздания. Каждая такая схема, уступая место новой схеме, сохраняет для развивающегося представления о реальном мире некоторое исторически инвариантное, не подлежащее пересмотру содержание. Но этого мало. Наука на каждой ступени Своего развития включает внутренние силы развития, проблемы, которые она передает в наследство следующей эпохе. Эта внутренняя энергия науки не облекается обычно в твердые, позитивные формы. Противоречия, которые часто бывают незаметными в данную эпоху и выявляются в следующую, гипотезы, которые ждут пока еще отсутствующего подтверждения, - это связи, соединяющие научные теории эпохи с последующим развитием науки. От них в большей мере зависит скорость научного прогресса.

Указанные потенции науки выявляются, когда некоторая конкретная теория сменяется иной, передавая ей в наследство свои нерешенные проблемы. Когда мы рассматриваем науку в таком аспекте - как бесконечный ряд все более точных и глубоких концепций, мы должны понимать под правдой науки ее сквозные, непрерывно развивающиеся и углубляющиеся проблемы, находящие все новые, все более точные и общие решения, служащие основой тождественности науки самой себе, основой бессмертия науки. "Стремиться к истине" - значит подготавливать переход к новой теории, модифицировать исходную теорию.

288

Единая теория поля была в глазах Эйнштейна еще очень далека от однозначного объяснения структуры мироздания. Эйнштейн это хорошо знал и в приведенном отрывке не впервые выразил мысль о предварительном характере теории. Он не обладал в этой теории истиной. Но единая теория поля вносила в науку очень мощную тенденцию. Она толкала теоретическую физику к синтезу релятивистских п квантовых идей, к синтезу различных, пока еще не связанных и иногда противоречащих одна другой концепций, относящихся к различным полям. В этом смысле единая теория поля находилась в основном фарватере науки. Конкретная форма единой теории поля, предложенная Эйнштейном в сороковые - пятидесятые годы, могла не войти в исторически инвариантное содержание науки. Но лежащая в ее основе тенденция сохранится - мы видим это сейчас особенно отчетливо в связи с развитием квантово-релятивистских представлена о трансмутациях частиц, выражающих взаимодействие различных полей. Ввести такую тенденцию в науку - значит не "обладать истиной", но "стремиться к истине".

Тяжелые, не приводившие к однозначным позитивным результатам поиски единой теории поля были той Голюфой гения, которая (сейчас, в семидесятые годы, это видно весьма явственно) открывала дорогу новой истине, новым звеньям бесконечного приближения к объективной действительности.

Эйнштейн очень глубоко ощущал живую связь между сохраняющимся, сквозным содержанием науки и ее преходящими ценностями. Такая концепция развития науки была подтекстом его уже упоминавшейся беседы с Бернардом Коэном - автором работ о Франклине и Ньютоне. Коэн посетил Эйнштейна за две недели до его смерти [3].

3 Cohen В An Interview with Einstein. - Scientific American, 1955, 193, N 1, p. 69-73.

В апрельское воскресное утро Коэн подошел к домику с зелеными ставнями. Эллен Дюкас проводила Коэна в кабинет Эйнштейна.

Эйнштейн вошел, познакомился с Коэном, затем вышел и вернулся с трубкой. Он курил, сидя в кресле, покрыв ноги шерстяным одеялом. Эйнштейн был в синем джемпере, в серых фланелевых брюках и в домашних кожаных туфлях.

289

"Его лицо, - пишет Коэн, - казалось созерцательно-трагичным, оно было испещрено глубокими морщинами, но сверкающие глаза разрушали впечатление старости. Глаза слезились, особенно когда Эйнштейн смеялся: он вытирал при этом слезы тыльной стороной руки".

Английский язык Эйнштейна показался Коэну вполне удовлетворительным Эйнштейн прожил в Америке уже двадцать лет. Сильное впечатление произвел на собеседника контраст между тихой речью и очень громким, отражавшимся от стен смехом Эйнштейна.

Разговор был посвящен в основном истории науки, но коснулся и собственно философских вопросов. Эйнштейн говорил о коренной противоположности между его позициями и позициями Маха и рассказал сравнительно подробно о свидании с Махом в Вене и происходившем у них споре, главным образом относившемся к существованию молекул и атомов. Были упомянуты и философские увлечения следующего поколения физиков. "Они плохие философы", - сказал Эйнштейн и в качестве примера привел "логический позитивизм". Это направление, как уже говорилось в начале книги, поддерживал "венский кружок" (Филипп Франк, Шлик, Карнап, Нейрат и др.). В отличие от Маха они допускали в науке непосредственно не связанные с ощущениями логические конструкции, но в основном гносеологическом вопросе следовали за Махом и отрицали стоящую за наблюдениями вызывающую ощущения объективную реальность. Эйнштейн, как можно думать, считал несущественным характер различий между "логическим позитивизмом" и ортодоксальным махизмом, как и другие различия между отдельными направлениями позитивизма.