XXVIII. Среди еретиков, которых преследовал трибунал инквизиции, я не нахожу в истории этой эпохи тех, о которых упоминается в булле Павла IV от 7 августа 1555 года. Булла упоминала о тех, которые отрицали троичность лиц в Боге, божественную природу Иисуса Христа, его смерть на кресте для искупления человеческого рода, приснодевство Марии и некоторые другие члены веры, заключающиеся в этих тайнах [750]. Папа поручал испанским инквизиторам издать указ против еретиков, дать им три месяца льготы для покаяния и добровольного самообвинения, разрешить их и допустить к примирению с Церковью без другого наказания, кроме тайной епитимьи, но преследовать тех, которые не отдались бы в распоряжение трибунала, как других еретиков, вплоть до осуждения на смертную казнь. Давно уже этот вид ереси был известен в Риме, потому что мы видели, что доктор Эухенио Торальба слышал проповедь о ней от своих учителей {См. гл. XV этого сочинения.}. Это часть учения философов- деистов [751] нашего века.
XXIX. Я оканчиваю здесь картину главных событий и знаменитейших процессов инквизиции в царствование Карла V. После сорокалетнего царствования этот государь 16 января 1556 года отрекся от престола в пользу своего сына Филиппа II, находясь еще во Фландрском государстве. Недолго прожил он после отречения- ставши товарищем монахов-иеронимитов Юста в провинции Эстремадура 24 февраля 1557 года, он умер среди них 21 сентября 1558 года, пятидесяти семи лет и двадцати одного дня от роду. Он составил духовное завещание в Брюсселе 16 июня 1554 года и приписку к нему в монастыре Югта 9 сентября 1558 года, то есть за двенадцать дней до смерти.
Статья вторая
РЕЛИГИЯ КАРЛАУ
I. Некоторые историки утверждали, что Карл V усвоил в уединении мнения немецких протестантов; в предсмертной болезни он исповедовался у Константина Понсе де ла Фуэнте, каноника-учителя Севильи, своего проповедника, который впоследствии был признан за определенного лютеранина. После его смерти Филипп II поручил инквизиторам расследовать это дело, и святой трибунал завладел духовным завещанием Карла для рассмотрения, не содержит ли оно чего-либо противного вере. Это обязывает меня войти в некоторые детали, которые осветят этот пункт истории.
II. Для того чтобы увериться, что распространившаяся молва о религии Карла V не более как изобретение протестантов и врагов Филиппа II, достаточно прочесть жизнеописания этого государя и его отца, составленные Грегорио Лети [752]. Хотя этот историк пользовался для своего труда мемуарами, менее всего достоверными, он сохранил глубокое молчание относительно пункта, о котором идет речь. Он входит в большие подробности о жизни, делах, чувствах и занятиях Карла V в его уединении. Он как бы сам присутствует в монастыре Юста, и он доставляет доказательства, многочисленные и решающие, постоянной привязанности государя к католической религии и стремления к ее триумфу над лютеровой ересью. Хотя нельзя полагаться на то, что он говорит по неясным документам, касающимся бесед императора с архиепископом Каррансой (потому что об этом не было поднято вопроса в прочитанном мною процессе этого прелата), однако нельзя отрицать, что его рассказ очень точен относительно того, что он сообщает о вере, благочестии и религии монарха.
III. Ложь, что Константин Понсе де ла Фуэнте присутствовал при последних минутах Карла V как его проповедник, хотя он и исполнял эту должность в Германии; ложь, что он это делал в качестве епископа, так как он таковым вовсе не был, хотя иноземные авторы и писали об этом, но без всякого основания; наконец, ложью является утверждение, что он был Королевским духовником [753], потому что он никогда не руководил совестью Карла V, хотя государь постоянно смотрел на него как на самого просвещенного и уважаемого священника в своих государствах. Наконец, как мог Понсе де ла Фуэнте присутствовать при предсмертной болезни Карла V, если из истории его процесса перед инквизицией вытекает, что он находился в секретной тюрьме святого трибунала задолго до болезни императора? Так, дом Пруденте де Сандовал, епископ Туи и Памплоны (говоря о последних обстоятельствах жизни Карла V), рассказывает, что этот государь, услыхав, что Понсе в тюрьме, сказал: "Если Константин еретик, то он великий еретик". Выражение, весьма отличающееся от того, которое он произнес, узнав, что монах, брат Доминго де Гусман, был также арестован в этом городе. "Его могли заключить скорее как дурака, чем как еретика", - заметил по этому случаю император.
Читать дальше