Эдмунд Ладусэтт: Железная Маска

Анна Австрийская." *6)

- Королева-мать, - проговорили Фариболь и Мистуфлет, снимая головные уборы.

Воспользовавшись замешательством, вызванным неожиданным разоблачением, граф вскочил на ноги, бросился к молодому человеку, выхватил письмо королевы и бросил его в огонь, где оно мгновенно вспыхнуло.

- Что вы сделали, негодяй? - крикнул монсеньер Людовик.

- Я выполнил свой долг, - холодно ответил граф. - Я поклялся Его Величеству Людовику XIII *7), что никогда не раскрою этот секрет, от которого зависит безопасность государства. Я пожертвовал ему своей свободой и жизнью... Я не признаю за королевой Анной Австрийской права освобождать меня от клятвы и, следовательно, всегда и для всех вы останетесь "монсеньером Людовиком".

- Вы ошибаетесь! - горячо ответил молодой человек и, повернувшись к Фариболю и Мистуфлету, спросил: - А что вы скажете?

- Месье, мы присягали царствующему суверену, но поскольку мы знаем теперь, что вы странствующий сын, лишенный своих нрав... то мы готовы служить вам до последней капли крови!... Ты согласен со мной, Мистуфлет?

- Во всем, патрон! Я клянусь!

- Тогда свяжите графа и заткните ему как следует рот, - приказал монсеньер Людовик.

Несмотря на сопротивление графа де Еревана, друзья быстро выполнили приказ. Они связали графа, заткнули ему рот и положили его на

Перед тем, как уйти, молодой дворянин подошел к графу и проговорил:

- В знак привязанности и любви к вам, господин граф. я дарю вам жизнь и прощаю ошибки. Что бы ни случилось, я всегда буду помнить вас и мадемуазель де Ереван. Прощайте, граф! Да хранит вас господь!

Глава Ш

ПРИЗНАНИЕ АННЫ АВСТРИЙСКОЙ

Шли первые дни 1666 года.

В королевском дворце, в одной из комнат с высоким потолком, холодной и бедной, слабо освещенной потухающим очагом, на ложе с высоким балдахином медленно умирала королева-мать. Анна Австрийская, одна.

покинутая всеми, испытывала ужасные муки от рака, разъедавшего ей внутренности.

Наступила ночь. Королева была одна. Слуги покинули ее, а дети, которых она так любила, забыли ее. Делая неимоверное усилие, она с трудом приподнялась на постели и несколько раз дернула за звонок. Но никто не пришел на вызов. Обессиленная, она откинулась на подушки.

Неожиданно она услышала голос, нежно звавший ее. Женщина, сгорбленная под тяжестью лет, стояла около ее постели. Это была мадам Амели. Она бесшумно вошла в комнату. Мадам Амели была женщиной чистосердечной и простой, в свое время она была кормилицей короля Людовика XIV. Увидев ее около постели, королева грустно улыбнулась.

- Добрая кормилица, - сказала королева, протягивая руку, - я вижу, ты пришла на мой вызов.

- Госпожа, я хотела бы постоянно быть около вас, но король, мой любимый сир, весь день держал меня около себя.

- Скажи мне, вернулся ли твой сын, отвозивший то письмо в окрестности Дижона?

- Вчера еще вернулся. - тревожно спросила королева.

- Он привез ответ?

- Нет, госпожа.

- Боже мой! - вздохнула больная. - Неужели и граф де Ереван не пожалеет меня?

Наступило молчание, потом королева лихорадочно схватила старуху за руки и проговорила:

- Кормилица, прежде чем я умру, ты должна выполнить святой долг.

Сегодня ночью я хочу видеть священника, но не моего обычного духовника, а приходского священника любой церкви. Пожалуйста, кормилица, приведи его.

- Но, госпожа... - тихим голосом возразила старуха.

- Умоляю тебя, не теряй времени. Слушай, нажми на пружину около этой доски... Так, рядом со спинкой...

Несмотря на замешательство, добрая женщина повиновалась и с удивлением увидела, что доска отошла и на ее месте открылось отверстие.

- Это потайной ход! - проговорила королева. - Спускайся по лестнице, там увидишь ключ от двери... Но торопись, не медли. Спокойствие моей совести зависит от тебя.

Не проронив ни слова, женщина повиновалась и вскоре очутилась на улице, растерянно оглядываясь и не зная, куда идти. Наконец она увидела мужчину, по шпаге и шпорам его можно было принять за дворянина.

Она приблизилась к нему и робко спросила:

- Извините, сударь, не могли бы вы указать мне ближайшего приходского священника?

- Приходского? Тысяча молний! - ответил мужчина. - Здесь я никого не знаю. Ах, если бы это было в Марселе!

- Боже мой! Что же делать? - запричитала старушка.

- Я понимаю. Для какого-то больного потребовался священник, верно?

- Да, месье, да, - подтвердила бедная женщина, готовая разрыдаться. Бедняжка королева умирает.

- Как! Королева? - испуганно спросил мужчина.