Луис Ламур - Бендиго Шефтер

Стейси махнул трубкой в сторону Урувиши.

- Это старик. Когда я проснулся, он уже лупил с колена.

- Они подкрались по снегу, - сказал я. - В мехах, в волчьих шкурах, что ли. Они все были в белом или в сером, я их едва разглядел.

- Уложил кого-нибудь? - спросил Стейси.

- Одного-то точно, - сказал я. - А может, и троих, кто его знает. Знаю, что в двоих то ли попал, то ли просто спугнул.

- Я пригвоздил одного, - сказал Стейси. - Летел прямо на меня. Пришлось спустить курок.

- Как Коротышка?

Этан пожал плечами.

- Старик его чинит. Это он умеет, не беспокойся. Зараза на таком холоде не пристанет, а он вообще-то парень крепкий.

Мы развели костер и приготовили еду. После кофе я почувствовал себя лучше. Но никто не видел мертвых индейцев, только моего шошона там, на склоне. Они всегда уносят своих мертвых с собой, если им это удается, но, конечно, могло так случиться, что больше убитых не было. Всегда охота думать, что ты стреляешь лучше, чем оно есть на самом деле.

Мы нарубили жердей и сделали носилки для Коротышки. Погрузив его, уселись в седла. Даже если мы будем ехать очень медленно, к полудню будем у Лечебного колеса.

- Твой шошон был просто чудовищем, - ворчал Стейси. - И это после того, что ты для него сделал. Настоящее бесчеловечное чудовище.

- А что, по-твоему, "человечность", Стейси? - мягко спросил я. - Мы зовем человечным то, что кажется нам святым и справедливым, то, что внушено и воспитано нашим миром. И думаем, что то же самое присуще человеческой натуре везде и всегда. А теперь посмотри на мир с его точки зрения. Он захватил пленных, а с незапамятных времен захватчик имеет право распоряжаться пленными как ему угодно. Хочет - убьет, а хочет - сделает рабами. Наши предки испокон веку поступали точно так же - что в Европе, что в Африке. Дальше. Он обсуждает свои дела со старейшинами, а тут приходим мы, забираем его пленных, лупим и сбиваем его с ног прямо там, где он только что бахвалился. Мы его обесчестили, унизили, и он обязан отомстить. Потом мы находим его раненым. Приносим в дом, лечим и возвращаем племени. Тут его главный триумф, потому что он верит в свой амулет. Ему кажется, что амулет оказался для нас непреодолимой преградой, иначе мы бы его просто убили, как он намеревался убить меня. Наши подарки казались ему дешевым подкупом, он думал, что мы его боимся. В его мироздании такая вещь, как благодарность, не предусмотрена. Никто не учил его простой истине, что он должен поступать с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с ним.

Мы въезжали на западный отрог Лечебной горы. Солнце грело, небо было ясное, а перед нами возникло Колесо.

Оно было почти круглое, сделанное из кусков белого известняка. Около семидесяти футов в поперечнике и больше двухсот пятидесяти по кругу. Камни выступали из травы на два-три фута. В центре находилась сложенная из камней пирамида примерно двенадцати футов шириной с отверстием с одной стороны. От этого отверстия по земле разбегались двадцать восемь спиц. И еще там были разбросанные камни, которые когда-то, может быть, составляли еще одну спицу. Некоторые камни были повреждены - возможно, из-за морозов или чего-нибудь еще.

Уступ горы, на котором лежало Колесо, был высоким и голым, местами он растрескался, и некоторые трещины достигали в ширину четырех, а в глубину ста футов.

Мы подъехали и остановились молча. Ветер дул нам в лицо и трепал волосы Урувиши.

Мы - бледнолицые, мы рассуждали не так, как он, наша кровь текла иначе, нашу память не будоражили древние тайны, которые он хранил в своей плоти и крови. Но, когда мы стояли здесь, рядом с ним, я хотел верить, что наши чувства хоть немного схожи.

Он был не один. Его окружали духи всех тех, кто ушел до него.

- Как много раз! - заговорил он. - Как много раз менялось это место! Как долго разрушали его ветер, снег, лед... Они двигали камни, но камни возвращались. Здесь место, где человек может слиться воедино с Великим Духом. Здесь место, чтоб мечтать, чтобы курить, и место, чтобы умирать. Я здесь! Я, Урувиши, пришел!

Руки старика медленно поднялись к небу. Прерывистым голосом он спел песню смерти, а потом сказал:

- Теперь я пойду к своим отцам, я пойду туда, где нет старости, где цветы не вянут, а рыба сверкает в ручьях серебром. Я пойду туда, куда ушли бизоны, куда мои братья воины ушли прежде меня. Только не думайте, что я печалюсь! Я приехал сюда с мужчинами! Я сбросил шкуру старого вождя и снова был с молодыми и смелыми! Я здесь! Я пришел! Я - Урувиши!