Луис Ламур - Конагер

- Мэм, к тому времени скот уведут слишком далеко. Нет, у шерифа и без меня хлопот хватает. Я сам съезжу туда и верну скот.

Эви несколько минут молчала, затем сказала:

- Если вы немного подождете, мы поможем вам. Надо только...

- Миссис Тил, если человек не может сделать свое дело без помощи, лучше бы ему и не начинать.

Тепло хижины пронизывало его, понемногу вытесняя холод из его тела, и постепенно на Кона снизошли необыкновенный покой и легкость. Он отметил про себя чистоту и уют в хижине, воспитанность детей и тихое ощущение безопасности.

Эви принесла ему бобов с мясом, несколько бисквитов на соде и, конечно, кофе. Кон ел, засыпая на ходу. Покончив с едой, по предложению хозяйки, раскатал свои одеяла на полу и провалился в сон.

Продолжая домашние дела, Эви топталась возле него. Он показался ей очень худым, но жилистым и сильным. Ростом гость превосходил Джейкоба, а вот в весе, может, даже и уступал ему. Какая черная у него на щеках щетина!

Рассказывали, что Конагер ужасно избил Кайову Стейплза, но жестокость, злоба как-то не вязались с обликом этого человека.

Перед рассветом Эви неожиданно проснулась и некоторое время лежала тихо, пытаясь понять, что же разбудило ее. Вроде бы она почувствовала сквозняк... Она села на постели и посмотрела туда, где спал Конагер. Угол оказался пуст. Гость исчез вместе со своей постелью.

Эви снова легла, ощущая странное одиночество, щемящее чувство потери... Что за глупости, право! Кто он ей - случайный путник, суровый, немного странный; вряд ли она когда-нибудь еще его встретит.

Глава 12

Кон выехал рано утром, по-прежнему усталый, несмотря на ночь, проведенную на земляном полу восхитительно теплой хижины. Дом Эви показался ему даже слишком уютным. Когда человек привыкает засыпать там, где упал, в конце концов это начинает ему нравиться. Он поднялся в такую рань просто потому, что свободней чувствовал себя в седле, чем в жилье.

Утро выдалось морозным. Мерин горбил спину под седлом, недовольный тем, что его заставили покинуть теплый сарай, но Конагер знал, что делает. Прежде чем сесть в седло, достал револьвер, крутанул пару раз барабан и попробовал курок. Иногда, если оружие долго находилось на холоде, в нем застывала смазка.

Он обмотал нижнюю часть лица шарфом, заправил уши под клапаны шапки и въехал в лес. Там тоже лежал глубокий снег, за исключением тех мест, где ветер начисто выметал склоны, но Кон и не ожидал, что поездка будет легкой. Никто не любит отправляться в путь верхом в такую рань да по морозу - причем воры еще меньше чем, честные ковбои.

Почти два часа ушло на то, чтобы проложить дорогу через тяжелый снег до лесного урочища. В ложбинке, над которой широкие ветви двух огромных сосен образовали шатер, защищающий ее от снега и ветра, он спешился и привязал коня. Выйдя на край урочища, залег между скал и стал разглядывать избушку в бинокль.

Стадо находилось там. На таком расстоянии разглядеть клейма Кон не мог, но ковбой всегда узнает свой скот по каким-то только ему известным признакам, подобно тому, как политик узнает своих сторонников в толпе. В урочище стоял скот Сиборна Тэя.

Насколько можно было судить, обитатели хижины еще спали. Над трубой струился дым.

Мороз крепчал, поднимался ветер, задувая снова с севера. Что ж, неплохо. Вряд ли эти молодцы тронутся с места по такому снегу да еще при северном ветре. Кон снова осмотрел хижину.

Бандитов он искренне презирал. Такие же ковбои, как он сам, а предпочли воровство. Конагер же принадлежал к числу тружеников, веривших в честный доллар за честный день. Вот и сейчас он должен вернуть скот на ранчо, и все.

Чувствуя себя усталым и злым от холода и тяжкого пути, Кон поднялся и подошел к коню. Постояв минуту в раздумье, раздраженно сплюнул.

- Да пошли они к чертовой матери! - решил он наконец, вскочив в седло, повернул мерина вниз по склону и поехал наискосок, стараясь держаться тыльной стороны хижины и надеясь, что в задней стене нет трещин. Впрочем, если бы они и были, их скорее всего законопатили ради сохранения тепла.

Взяв несколько кедровых веток, он подъехал ближе к хижине со стороны печки, тихо поговорил со своим мерином и встал на ноги в седле. Его опытный ковбойский конь застыл как вкопанный. Изловчившись, Конагер засунул зеленые ветки в печную трубу, да еще заполнил промежутки пучками хвои. Закончив работу, отъехал за угол хижины и стал ждать.

Внезапно раздался взрыв проклятий, дверь распахнулась, и наружу выскочил человек в нижнем белье и одном сапоге. Другой сапог он держал в руках. За ним вывалились остальные. Поднятые дымом из теплых постелей, они стояли на морозе, бранясь и кашляя, вне себя от ярости и без оружия. Лишь один из них успел обуться.