Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Скрывать истинные причины приезда было незачем, и Меншиков тотчас отправился в Митаву.

Он встретился с графом Морицем, дважды разговаривал с ним и заявил сопернику, чтобы тот убирался из Курляндии.

— Императрица вашего избрания не потерпит, — сказал Меншиков.

— Никогда не думал, чтобы мое избрание было противно ее величеству, — отвечал тот и предложил «знатную сумму» отступного.

— Готов уплатить такую же сумму, если станете помогать мне в избрании, — произнес светлейший.

Мориц упорствовал недолго.

— Этою суммою буду доволен, — сказал он.

Меншикову было обещано, что граф покинет Курляндию и обеспечит поддержку Августа II.

Оставалось ждать съезда депутатов ландтага.

Меншиков позволил себе возвратиться в Ригу. Но едва он покинул Митаву, как оберратыотказались созывать ландтаг.

Князь пришел в бешенство. Он срочно направил в Петербург гонцов с просьбою разрешить «навести в Курляндию полков три или четыре».

Запахло войной с Польшей.

В Верховном Тайном Совете, на очередном заседании, на котором присутствовала и Екатерина I, решено было военных действий не предпринимать. Меншикову предлагалось вернуться в Санкт-Петербург. («Хотя вы пишете, чтоб вам там еще побыть, пока сейм кончится, и хотя это было бы недурно, однако ж, и здесь вы надобны для совета; поэтому вам долго медлить там нельзя, но возвращайтесь сюда»).

По прибытии в Санкт-Петербург князь, не заезжая домой, направился во дворец, к императрице.

Они беседовали четыре часа.

Императрица какое-то время была явно недовольна князем и даже несколько холодна с ним. («…В отсутствие властолюбца, — писал историк Дм. Бантыш-Каменский, — несколько царедворцев убедили Государыню подписать указ об арестовании его по дороге; но Министр Голштинского двора граф Бассевич вступился за любимца счастия и данное повеление было отменено. Тщетно Меншиков старался отомстить тайным врагам своим. Они остались невредимы, к досаде оскорбленного вельможи»).

«Что… происходит при дворе, доверяю как величайшую тайну, — сообщал в «Записке» Иоанн Лефорт 9 августа 1726 года, — не бодрствует и не управляет Царица, ибо Она предалась к другой страсти, а князь то и дело от имени Царицы рассылает указ за указом, о которых она и не знает».

Про великого князя Петра Алексеевича теперь рассказывали, что так как он каждое утро должен отправляться к князю Меншикову с поклоном, то он поговаривал: «Я-де должен идти к князю, чтобы отдать ему мой поклон, ведь и мне нужно выйти в люди, сын его уже лейтенант, а я пока ничто; Бог даст и я когда-нибудь доберусь до прапорщичьего чина».

Помнить бы светлейшему князю старое житейское правило — осторожно пользоваться своим счастьем. Да не тот характер князь имел. Достиг Александр Данилович того, что в народе полагали, будь это только возможно, царица выйдет за него замуж и возведет его на царский престол.

— Возносится он на высоту, чтобы тем с большею силою обрушится, — говорили петербуржцы.

Светлейший стал совсем игнорировать Верховный Тайный Совет, непосредственно рассылая указы Сенату и другим учреждениям. «Господа Сенат, — писал он, — Ея Императорское Величество указала…». Но 4 августа императрица именным указом предписала не верить словесным и письменным именным указам, объявляемым «сильными персонами без подписания нашея собственныя руки или всего нашего Верховного Тайного Совета».

Понимал ли Меншиков, что большие полномочия, которые имел, баснословные богатства, собранные им, свободу и даже жизнь, — все это он мог потерять в одно мгновение. Его гордость, жестокость делали его предметом зависти и ненависти малых и великих.

Императрица выказывала все большую привязанность к своим детям, особенно же благоволила Анне Петровне и ее супругу — Карлу-Фридриху. Дело доходило до того, что даже в правительственных делах спрашивала у них совета и делала с ними различные распоряжения, ничего не говоря Меншикову.

Было ясно, Меншиков должен опасаться возрастающего влияния голштинской фамилии, которое, наконец, могло привести его к падению.

Здоровье Екатерины I слабело. У нее начиналась водянка. При осторожном образе жизни болезнь могла быть излечима, однако императрица, хотя и принимала лекарства, но делала это беспорядочно. Она все так же любила есть крендели или бублики, намоченные в крепком венгерском вине.

В дела вникала все менее и все предоставляла любимцам.

Секретарь саксонского посланника Френсдорф сообщал в те дни своему королю: