Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

В 1848 году через Березов будет проезжать профессор геологии Петербургского университета Э. К. Гофман. Его экспедиция занималась изучением восточного склона Северного Урала. Имея надобность узнать, до какой глубины промерзает в районе Березова почва, профессор велит бить шурфы. «Когда взрыли песчаную гору, находившуюся близ церкви Рождества Богородицы, и проникли до глубины десяти футов, — писал Шубинский, — то наткнулись на истлевший гроб, в котором нашли остатки другого гроба с уцелевшими золотыми позументами, лоскутьями шелковой материи и черепом, покрытым прахом и землею. Полковник Гофман тотчас же приказал засыпать этот гроб и, заключив по золотому позументу, что тут была, вероятно, могила какого-нибудь знатного человека, обратился за справками к члену-корреспонденту Русского географического общества г. Абрамову. Последний, собрав сведения, решил, что здесь покоится прах графа Остермана. Тогда полковник Гофман велел покрыть могилу свежим дерном и поставил над нею черный колоссальной величины крест, к которому была прибита медная доска с вырезанными на ней графской короной и латинскими буквами: Н. О.».

Граф Головкин, вместе с супругою, графинею Екатериной Ивановной, дольше всех будут добираться до места своей ссылки. Тысячи верст, пустынных, заснеженных, одолеют они, прежде чем прибудут в Гершанг, едва ли не крайнюю точку на карте России. Ледяная земля, злые ветры. Два-три чума да несколько строений, отдаленно напоминающих избы, пригодные для жилья. Острог, лежащий за Якутском, на реке Колыме в 11 278 верстах от Петербурга. Прежде он назывался Собачьим. Здесь, после двухлетней непрерывной дороги, и остановятся супруги Головкины. От Якутска — две тысячи верст, а от Алданской заставы, что в двухстах верстах за Якутском, находилось по всей дороге в Гершанг (в иных документах Ерманг) только два острога, Верхоянский и Зашиверский, «а между оными острогами, — рапортовал офицер, сопровождавший Головкиных, сенату, — есть жило, но только самое малое, и проезд, как зимним, так и летним временем, для великих гор и болотных мест, с великим трудом на вершних лошадях вьюками (а санного пути в тех местах не бывало) и кладется токмо на каждую лошадь по пяти пуд; а будучи в пути, провианта нигде получить невозможно; и посылающиеся от Якутской канцелярии за нужнейшими Ея Императорского Величества делами ездят от Якутска до Колымских зимовей и до средняго острога, называемаго Ерманга, недель по десяти».

«Трудно себе представить грустнее этой местности, — замечал один из описателей забытого богом Гершанга. — Собачий острог, можно сказать, утонул в тундристых болотах, с низменной, сырой почвой кругом, и находится под влиянием самого холодного климата: морозы доходят там до 50°; зима продолжается десять месяцев, в которые солнца не видно; оно в первый раз показывает лучи свои, одним краем, в декабре месяце».

Хлеба, соли, мяса в остроге не было. Ели рыбу. Никуда, кроме церкви, ссыльных не пускали, да и то под надзором.

Из местных преданий можно судить о следующем житье-бытье Головкиных. Когда граф выходил из дому, за ним неотлучно следовали два солдата с ружьями. «На ночь небольшой домик, в котором он жил отдельно от других, постоянно стерегли часовые. По воскресным и праздничным дням Головкина водили в приходскую церковь; здесь, однажды в год, после обедни, он должен был, выпрямившись и скрестивши на груди руки, выслушивать какую-то бумагу, за которой следовало увещание священника. Во время чтения этой бумаги солдаты приставляли штыки к груди политического преступника. В течение года, непременно, два раза приезжал комиссар из Зашиверска, для наблюдения за поведением ссыльного преступника и его стражею. Тамошние жители очень хорошо помнят, что граф приехал… в болезненном состоянии, потом поправился; только не мог выносить продолжительного зимнего времени и не выходил из дому ибо в холода болели у него ноги; графиня находилась при нем безотлучно, читала ему какие-то книги и сама заведывала домашним хозяйством. Между прочим, про графа рассказывают один любопытный случай: несмотря на то, что Головкин имел у себя деньги на свои нужды, он любил заниматься рыболовством. Вблизи (острога. — Л.А .) впадает в реку Колыму небольшая речка Анкудинка, разбившаяся, при впадении своем, на несколько рукавов. Один из этих рукавов граф взял за себя; весною, когда из Колымы идет рыба в речку, он его перегородил и добывал очень много рыбы. Казачий урядник, позавидовав удаче Головкина, пришел с людьми и отобрал поставленные графом верши, отзываясь тем, что речной рукав этот прежде принадлежал ему. Видя такое насилие, Головкин вышел из себя, начал было кричать и спорить, но вдруг как бы опомнился и спокойно сказал уряднику: «Делать нечего, я уступаю тебе речку, но вместе с этим прошу войти в мой дом». Урядник пришел, и граф встретил его следующими словами: «Если бы ты в Петербурге осмелился сделать мне что-нибудь подобное, как ты меня обидел, то я затравил бы тебя собаками и они разорвали бы тебя в клочки; но теперь, в моем положении, я должен смириться, ибо вижу в лице твоем перст Божий, наказующий меня за мои тяжкие грехи. Этим случаем ты заставил меня искренне раскаяться в прошлой моей гордости. Вот тебе, на память обо мне, пятьдесят рублей. На эти деньги поправь свой ветхий дом».