Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Оба помолчали.

Она вдруг улыбнулась и спросила заинтересованно:

— Все же, где вы были эти годы?

— В Италии, на родине моих предков. Признаюсь, горжусь, что во мне течет итальянская кровь.

— А мне трудно сказать, кто я… По матери — русская, а по отцу…

— Благословение Божие видно в крови и фамилии вашей. Род ваш идет от королей Вандальских, от которых происходил Прибыслав второй, последний король Вандальский, но первый принц верою Христовою просиявший. По отцу вы — славянка.

Анна Леопольдовна удивленно посмотрела на него, но промолчала.

— Да, да… — продолжал Линар. — Немцы разрушили государство ваших предков, затоптали его, оставив небольшое Мекленбургское княжество. И я тешу себя надеждой, — приняв шутливый тон, добавил он, — как представитель польского короля, что нынешняя правительница России, славянка от рождения, будет более склонна принять сторону Польши, нежели Пруссии.

— Ужасно устаю от политики. Переговорите о том с Остерманом. Ему близки ваши позиции.

— Это умнейший из дипломатов, — заметил Линар. — В Европе его ценят чрезвычайно.

— И не только в Европе, — поправила правительница. — Впрочем, что же Италия? Вы не договорили, а я ни разу не бывала в этой стране, откуда ведут род свой ваши предки.

Линар, в знак благодарности, пожал ей руку, и почувствовал: она не торопится выпускать ее.

Вскоре после появления Линара в Петербурге аудитор Барановский получил приказ наблюдать за дворцом цесаревны Елизаветы Петровны и рапортовать, «какие персоны мужеска и женска пола приезжают, також и ее высочество куды изволит съезжать и как изволит возвращаться… Французский посол, когда приезжать будет во дворец цесаревны, то и об нем рапортовать…»

Правительство не на шутку волновали контакты Елизаветы Петровны с иностранными дипломатами.

Желая узнать, что может объединять маркиза де ла Шетарди, так ненавидящего русских (о чем прекрасно были осведомлены, к слову, англичане), с цесаревной, Остерман даже просил английского посла Финча пригласить к себе в гости болтливого Лестока и за вином выведать о содержании тайных ночных разговоров посла с дочерью Петра Первого.

Были большие подозрения насчет замыслов Шетарди и Нолькена.

Обратило на себя внимание и сближение Нолькена с врачом ее высочества Елизаветы Петровны Лестоком под предлогом врачебных советов.

Антон-Ульрих в разговоре с Финчем сказал с тревогой:

— Шетарди бывает у Елизаветы очень часто, даже по ночам, переодетый, а так как при этом нет никаких намеков на любовные похождения, посещения эти, очевидно, вызваны политическими мотивами.

Маркиз де ла Шетарди действительно с головой окунулся в заговор. Были и ночные визиты, и переодевания, и тайники в секретных местах. «Свидания происходили в темные ночи, во время гроз, ливней, снежных метелей, в местах, куда кидали падаль», — напишет в своих мемуарах мать Екатерины II.

В Зимнем дворце обсуждались возможные варианты заговора. Правительство с подозрением поглядывало в сторону Миниха. Сильно боясь, чтобы опальный фельдмаршал не вздумал возвести на престол Елизавету, оно опасалось, как бы он не вступил в контакт с цесаревной. На то были причины. Бирон, находясь под следствием, давал следующие показания: «Фельдмаршала я за подозрительного держу той ради причины, что он с прежних времен себя к Франции склонным показывал, а Франция, как известно, Россиею недовольна, а французские интриги распространяются и до всех концов света… Его фамилия впервые сказывала мне о прожекте принца Голштинского и о величине его, а нрав фельдмаршала известен, что имеет великую амбицию…»

До Антона-Ульриха дошло известие, что Миних, быв в доме у ее высочества Елизаветы Петровны, припал к ногам ее и просил, что ежели что ее высочество ему повелит, то он все исполнить готов. На что цесаревна изволила ответить следующее: «Ты ли тот, который корону дает кому хочет? Я оную и без тебя, ежели пожелаю, получить могу».

Этого было достаточно, чтобы принц Брауншвейгский Антон-Ульрих поручил секунд-майору Чичерину выбрать до десяти гренадеров с капралом, одеть их в шубы и серые кафтаны и наблюдать, не ездит ли кто по ночам к Елизавете, Миниху и князю Черкасскому, за что капралу дано было 40 рублей, а солдатам по 20 рублей.

— Он уже предлагал свои услуги Елизавете! — говорил отец императора с возбуждением Финчу. — Его пора низложить, этого нестерпимого Миниха.

Едва узнав о новой поездке фельдмаршала к Елизавете, Антон-Ульрих отдал секретный приказ «близко следить за ним и схватить его живым или мертвым, если он выйдет из дому вечером и направится к великой княжне.