Борис Владимиров - Комдив. От Синявинских высот до Эльбы

Время словно остановилось, и вдруг слышим на переднем крае немцев разрывы противотанковых гранат и трескотню автоматов. Мы впились глазами в темноту: артиллеристы и пулеметчики в полной готовности поддержать огнем разведгруппу. Красная ракета взвилась в небо — это сигнал разведчиков. В тот же миг заработали пушки и пулеметы, а через несколько минут мы уже встречали наших уставших, запыхавшихся, взмокших от волнения и огромной физической и моральной нагрузки героев. «Язык» был добыт: здоровенный унтер-офицер 7-й роты 2-го батальона 146-го пехотного полка 61-й пехотной дивизии по фамилии Шмидт. Теперь мы точно знали, что перед нами продолжает обороняться все та же 61-я пехотная дивизия.

За взятие «языка» вся поисковая группа во главе с мл. лейтенантом Хайтазейским была награждена орденами и медалями. Группа вернулась с задания без потерь — это было самое отрадное.

После допроса пленного я связался по телефону с командующим армией, чтобы доложить о выполнении задачи по захвату «языка». К телефону подошел новый командующий, генерал C. B. Рогинский, знакомый по синявинским боям. Генерал Сухомлин убыл в штаб фронта на должность помощника командующего фронтом.

В последних числах марта 1943 года командующий 54-й армией генерал Рогинский вызвал меня к себе и предложил срочно сдать бригаду и принять командование 311-й стрелковой дивизией. Незадолго до этого дивизия вела бой по прорыву обороны противника у реки Лезна северо-западнее Смердыни и, прорвав оборону, углубилась в центральной части своего боевого порядка до 5 км. Таким образом, ее боевые порядки вытянулись в самом центре наступления длинной, узкой кишкой, которая насквозь простреливалась противником. Командир дивизии полковник Свиклин, подготовленный, знающий командир, был ранен в этих боях и находился в госпитале. Временно на должность командира дивизии из штаба армии прислали полковника Андреева. Пробыв в дивизии около месяца, он никак себя не проявил, оказавшись человеком абсолютно безвольным, и командование армии вынуждено было снять его с этой должности.

Мне очень не хотелось покидать свою бригаду, и я спросил Рогинского, нет ли других кандидатур на эту должность.

— Нет, — ответил Рогинский. — Военный совет рассмотрел целый список командиров и остановился на вашей кандидатуре.

До боли в сердце не хотелось покидать бригаду, с которой прошли первые, самые тяжелые бои под Любанью и Синявино. Трудности, как известно, роднят. Бригаду я формировал в Сибири и любил ее, как родную семью.

Я понимал, что не принять дивизию в ее трудном положении было бы нехорошо, но и оставлять бригаду, в которой я знал почти каждого бойца, казалось немыслимым.

С молодых лет я неуклонно следовал правилу: ни на что не напрашиваться и ни от чего не отказываться. Так поступил я и на этот раз.

Многие бойцы и командиры, узнав, что меня переводят в дивизию, приходили ко мне в землянку и просили взять их с собой, если уж никак нельзя отказаться от нового назначения. Больше всего меня растрогал мой постоянный ездовой: парень буквально заливался слезами. Брать с собой из бригады целый штат подчиненных мне бойцов и командиров я не считал для себя удобным, хотя некоторые командиры при переводах поступали именно так.

На следующий день, тепло попрощавшись с личным составом и пожелав успехов и всего наилучшего, я выехал к новому месту назначения в 311-ю стрелковую дивизию. Со мной был мой ординарец Степан Антоненко.

По дороге в дивизию мы заехали в один из армейских госпиталей, где после ранения уже не лечился, а работал бывший старший врач бригады Иван Данилович Евсюков, чтобы сердечно с ним попрощаться.

Когда в конце марта 1943 года я прибыл на должность командира 311-й стрелковой дивизии, то часто слышал от офицеров о том, как дивизия дралась в районе реки Лезна недалеко от деревни Смердыня и как дивизию во время боев посетил маршал К. Е. Ворошилов. Это явилось большим событием для личного состава.

Предыстория такова: 311-я стрелковая дивизия под командованием полковника Т. А. Свиклина была снята с оборонительного рубежа под Ново-Киришами и, совершив 60-км марш, к 9 февраля сосредоточилась северо-восточнее деревни Смердыня Любанского района и вошла в состав группы прорыва 54-й армии.

В целях срыва предполагавшегося наступления фашистских войск и предотвращения восстановления блокады Ленинграда перед 54-й армией была поставлена задача: прорвать оборону противника в районе севернее деревни Смердыня и, наступая в направлении Любани, разгромить его группировку и выйти к городу и железнодорожной станции.