Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

Если с первой частью доводов генерала следует в целом согласиться, то правота второй весьма сомнительна. Определенную пренебрежительную интонацию по отношению к представителям классической немецкой философии следует оставить на совести автора доклада. Действительно, с прагматичной точки зрения, для скорейшего удовлетворения запросов практики и привлечения внимания специалистов к тем идеям Клаузевица, которые являются особо актуальными в современных условиях, подобный подход (правда, с некоторыми оговорками) имеет право на существование. Однако интересы глубокого познания идей немецкого теоретика требуют признания его именно как военного философа . Только понимая генезис и логику развития взглядов теоретика, можно в полной мере понять их сущность, сделать их использование продуктивным. В защиту Клаузевица следует сказать, что его идеи ценны как раз широким социально-философским взглядом на войну, и в этом не только сила его учения, но и объяснение его долговечности. Одновременно хотелось бы заметить, что обвинение мыслителя в чрезмерном философствовании вряд ли будет способствовать популяризации учения Клаузевица.

В этой связи стоит отметить, что в нашей стране, в отличие от Германии, ссылки на «философский туман» теории Клаузевица присутствовали совсем недолго, лишь на начальном этапе появления его трудов. В России подавляющее большинство исследователей давно отказалось искать в наследии немецкого военного мыслителя ответы на узко-военные, второстепенные вопросы, не их принято считать главным достоинством трудов Клаузевица [360] По мнению А. Свечина, стремление французских переводчиков в конце XIX в. избавить книгу «О войне» от «метафизического тумана» влекло за собой «варварское обращение» с ней, приводило к выхолащиванию сущности учения Клаузевица (см.: Свечин А. А. Клаузевиц. С. 246). .

Главной же причиной, которая препятствовала полноценному использованию методологии своего соотечественника и мешала многим представителям военной и политической мысли Германии осмыслить творческое наследие Клаузевица по-настоящему глубоко, является стремление искать в трудах почти двухвековой давности готовые ответы на вопросы современности.

Чтобы не на словах, а в действительности понять природу войны и увидеть сложную палитру проявления политического в войне, нужно предпринимать серьезные интеллектуальные усилия. Навсегда правильных рецептов для решения всех частных вопросов войны, какими бы животрепещущими они ни казались в конкретный исторический момент, просто не может существовать. Тем же, кто вопреки здравому смыслу усердно пытается искать их, «лучше читать „поваренные книги“, в которых говорится, что делать, какими инструментами и в каких обстоятельствах. В таких „поваренных книгах“ нет недостатка; их так много, что, если бы их погрузили на борт „Титаника“, он пошел бы ко дну и без помощи айсберга» [361] Кревельд, M. ван. Трансформация войны. Пер. с англ. М.: Альпина Бизнес Букс, 2005. С. 14. .

Сам же Клаузевиц предназначение теории видел в воспитании, взращивании духа и ума: она «…не может снабдить его готовыми формулами для разрешения практических задач; она не может указать обязательный для него путь, огражденный с обеих сторон принципами» [362] Клаузевиц К. О войне. Т. 2. С. 335. . Снесарев также придерживался точки зрения: «настроение можем дать, правила — не можем».

В современной Германии особенно часто отмечается ценность тех положений трудов Клаузевица, в которых анализу подвергаются вопросы соотношения войны и политики. Как правомерно отмечают современные немецкие исследователи наследия военного философа, «сегодня нет ни одного военного мыслителя, которого бы цитировали и читали чаще, чем Карла фон Клаузевица, чья главная заслуга состоит в том, что он подверг анализу политический характер войны и проявление в ней политической воли в качестве основополагающей характеристики войны. Лишь немногие теоретики и военные последовательно придерживались положения, что поскольку цель войны имеет политическую природу, то критерием, которым в конечном итоге измеряются военные мероприятия и военные действия, является их политическая целесообразность» [363] Jahrbuch 2005 der Clausewitz-Gesellschaft e.V. S. 43–44. .

При этом нельзя не видеть, что неприятие первичности политического фактора по отношению к военной деятельности вообще и, в том числе, к военной стратегии имело ранее для самой Германии самые губительные последствия. Многих известных представителей прусского и германского генеральных штабов приводил в сильнейшее смущение постулат Клаузевица о подчиненном положении военной стратегии по отношению к политическим установлениям.