Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2

Идеология Аммиана также достаточно красноречива. «Идее «цикличности», пронизывающей теорию Аммиана, соответствует и композиционное построение его труда. Историк широко применяет принцип параллелизма. Как и Тацитон обращается к свободной форме Анналов. Место и время действия постоянно меняются в зависимости от логики повествования. Хронологическая последовательность нарушается в соответствии с темой… Идея вечности Рима—одно из важнейших звеньев исторической концепции Аммиана… Формула вечности Рима проходит красной нитью через все историческое сочинение Аммиана… Идея незыблемости и вечности Рима окрашена у Аммиана в консервативные тона и связана с общей идеализацией могущества Римского государства… (все это очень поздняя идеология, после создания легенды о древнем Риме. — Авт.)… Однако… на деле, в его книге Рим выступает скорее как идеальный, а не как реальный центр исторического процесса» ([116], стр. 35, 36, 53). К сожалению, из последнего, очень тонкого замечания, не делается логического вывода, что для «Аммиана» Рим — это красивая легенда, идеальный город, сотворенный воображением.

Образованность Аммиана также выдает в нем Поджо. Он считает своими учителями Тацита, Тита Ливия и Саллюстия, часто и охотно ссылается на Платона и Аристотеля, Демокрита и Гераклита, Эпикура и неоплатоников, знает и любит Гомера и Демосфена, использует Геродота и Полибия (см. [116], стр. 22— 23). «В его труде прослеживается не только влияние Тацита, но и «Римской истории» Диона Кассия, написанной на греческом языке…» ([116], стр. 23).

Вместе с тем, «Большинство известий «Истории» выдерживает проверку данными других источников. Даже самые суровые критики, а их у Аммиана было немало, принуждены признать достоверность фактов, приведенных в его труде…» ([116], стр. 25).

Резюмируя, мы видим, что «Аммиан» явно является очень поздним автором и заведомо не очевидцем описанных им событий. Его сочинение представляет собой исторический роман, в котором пышными одеждами прекрасного слога прикрыта смесь каких–то дошедших до автора достоверных сведений с его собственными измышлениями. Наличие у «Аммиана» достоверной первоосновы выдает, например, такая деталь: «при изложении хода событий, сам же Аммиан чаще и больше говорит о других центрах империи, Рим у него невольно занимает не больше места, чем он занимал в то время в реальной политической жизни. Носителями истории, по Аммиану, являются императоры, и история творится там, где находятся в данный момент они: в Милане, Галлии, Константинополе, в Антиохии, в Месопотамии…» ([116], стр. 53). Как мы выше показали, в IV веке города Рима по существу еще не было. Поэтому отсутствие его у Аммиана является для нас решающим доказательством определенной достоверности Аммиановских сообщений.

В § 4 гл. 8 нами была обоснована точка зрения о тогдашнем приоритете Востока, как в политической, так и в культурной жизни. На этом основании признаком хотя бы частичной аутентичности Аммиана является для нас и тот факт, что «колыбель научной мысли и античной образованности для Аммиана — восточные области империи. Александрию он считал, чуть ли не единственным центром, где процветали науки… Именно в непреходящей мудрости Египта, по Аммиану, черпали идеи великие мудрецы древности…» ([116], стр. 25—26).

Посмотрим теперь, что сообщает Аммиан в своем труде.

Довольно много места Аммиан уделяет восстанию Прокопия, потрясшему самые основы государственности Рима. Это восстание нам интересно в связи с известной точкой зрения, согласно которой события, описанные в евангелиях, являются глухими воспоминаниями о каком–то восстании, предводитель которого дал повод к созданию образа евангельского Иисуса. Совпадение вычисленного нами времени деятельности Иисуса и указываемого Аммиаком времени восстания Прокопия наводит поэтому на определенные размышления.

Аммиан относится к восстанию Прокопия резко отрицательно. «Вражду и злобу автора вызывает то, что Прокопий в какой–то степени опирался на народные массы Константинополя, на простых солдат и варваров–готов. Народ Константинополя сперва не оказал Прокопию сочувствия. Но затем он поддержал его, будучи недовольный грабительской политикой правительства Валента. Прокопия криками приветствовала чернь, в курии столицы сенаторы разбежались и осталось одно простонародье… Среди сторонников Прокопия, по словам историка, были поставщики кухонных припасов, придворные служители, продажные солдаты. Знать же бежала из столицы. Во время беспорядков (захвата власти Прокопием? — Авт.) выдвинулись люди, по определению Марцеллина, принадлежащие подонкам общества, а представители высокой знати утрачивали свое привилегированное положение, подверглись ссылке и даже смертной казни.