Карл Бартц - Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

Мюллер ознакомил Хуппенкотена с материалами допроса генерала. Допрос сначала вел Зондереггер.

Остер:

– Хуппенкотен, могу я с вами поговорить конфиденциально?

– Пожалуйста, господин генерал.

– Я не хотел бы, чтобы меня допрашивал Зондереггер, потому что в прошлом году он участвовал в аресте Догнаньи…

– Я буду сам вас допрашивать.

Поначалу материал против Остера был явно недостаточным. Остер отрицал какое-либо отношение к 20 июля. Он ничего не знал о том, что его имя фигурировало в приказах по плану «Валькирия».

Затем ему предъявили показания одного соучастника, графа Шверина, который заявил, что Остер предлагал использовать дивизию «Бранденбург» для ликвидации Гитлера. И Хансен называл Остера закулисным руководителем.

Но Остер отпирался.

Через три дня было получено веское показание полковника Маронья-Редвица:

– …Я посвящен Остером в заговор с 1942 года.

Протокол этого показания был предъявлен Остеру, ему продемонстрировали подпись Маронья.

Наступило долгое молчание.

Хуппенкотен предложил Остеру сигарету. Медленно и молча курил побледневший генерал, затем вдруг сказал:

– Скажу вам правду. Ситуация ясна. С 1942 года я посвящен Ольбрихтом в планы. Я участвовал в обсуждениях с Беком и другими. Канарис от меня знал обо всем. Сам он ничего не делал, но постоянно подталкивал к действиям. От Догнаньи у меня не было никаких тайн.

Остер не рассказал всего, и это было его законное право. В тюрьме он проявил необычайную выдержку. Этот прежде легкомысленный человек обнаружил беспримерное мужество и благородство. Остер никогда не пытался изобличать других. Как цельный человек, он отвечал за свои поступки и неизменно отказывался перекладывать какую-либо ответственность на других.

– Я один, – постоянно повторял он, – несу всю ответственность, и мои подчиненные действовали всегда и исключительно по моим приказам.

Воскресным вечером 23 июля автомобиль Шелленберга остановился перед домом адмирала Канариса. Вскоре в сопровождении Шелленберга из дома вышел адмирал в сером костюме.

Канарис не сразу был препровожден во внутреннюю тюрьму тайной государственной полиции. Основное здание Главного управления имперской безопасности находилось на углу Принц-Альбрехт-штрассе – Вильгельмштрассе. На другой стороне улицы располагались Дом летчиков и министерство авиации. К главному зданию со стороны улицы примыкали гаражи, затем следовал отель; и на углу, образованном пересечением Альбрехт-и Вильгельмштрассе, располагалось бюро РСХА. Задний фасад здания выходил в парк, который примыкал к дворцу принца Альбрехта. Немного ниже этой стороны главного здания и располагалась внутренняя тюрьма.

Говорили, что позднее Канарис содержался там в особенно унизительных условиях; например, его заставляли драить шваброй коридор. К тому же ему давали лишь треть тюремного рациона.

С другой стороны, это вступало в противоречие с задачей тюремщиков. Канарис никогда не отказывался от унизительной работы, уже по той простой причине, что он, содержавшийся в строгой изоляции, теперь имел возможность вступать в контакт с другими заключенными. А именно этого старались избежать. С другой стороны, следует отметить, что заключенные получали не только тюремный рацион, но и передачи.

После 20 июля Гитлер (или Гиммлер) издал ужасное предписание, чтобы заключенных круглые сутки держали в кандалах. «Мне не нужно самоубийц», – сказал гестаповец Мюллер. (И в наши дни в тюрьмах Федеративной Республики время от времени практикуется это средневековое варварство в качестве профилактической меры.)

Первая подвальная камера была сооружена для арестованных во внутренней тюрьме РСХА. Прежде она – что сильно раздражало некоторых сотрудников этого ведомства – была ходом, который вел в надежное бомбоубежище Гиммлера в саду дворца принца Альбрехта. В этот бункер имел доступ только определенный круг лиц по специальным пропускам; к ним не относились старшие и правительственные советники тайной государственной полиции, которые со своими сотрудниками были вынуждены искать укрытия на станциях городской железной дороги или на Ангальтском вокзале.

Когда в подвале было готово бомбоубежище для заключенных, под фасадом здания на Принц-Альбрехт-штрассе, 8 построили бомбоубежище и для сотрудников.

23 ноября 1943 года здание было сильно повреждено при бомбежке. При этом дворец принца Альбрехта сгорел со стороны Вильгельмштрассе, а также оказалась разрушенной часть крыла, к которому примыкала внутренняя тюрьма. Были уничтожены также телетайпная и казино [23]Гиммлера. Особенно пострадало здание 5 февраля 1945 года.