Карл Бартц - Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

– Герр рейхсминистр! По поручению господина адмирала Канариса я вынужден сообщить вам неприятную новость. Господин адмирал доводит до вашего сведения информацию, многократно подтвержденную по каналам абвера, что почти во всех шпионско-диверсионных актах замешаны берлинские евреи.

Геббельс с удивлением смотрит на полковника. Куда он клонит?

М. продолжает:

– Берлинские евреи все еще сидят в своих старых квартирах на Курфюрстендамм, Галензее и в Груневальде. Установлено, что в этих районах постоянно общаются с проживающими там евреями сотрудники иностранных пресс-служб и дипломаты. Происходят встречи, на которых евреи передают иностранцам иногда весьма секретные сведения. Донесения через этих иностранцев попадают в центры шпионажа противника. Далее, абвер установил, что в очередях у продуктовых и прочих магазинов часто стоят еврейки, которые вступают в разговоры с женщинами из очереди и распространяют пораженческие слухи. Адмирал Канарис усматривает в этом большую опасность; поэтому он обращается к вам с просьбой, герр рейхсминистр, как гауляйтеру Берлина, чтобы вы приняли меры хотя бы внешне выделить берлинских евреев. Возможно, подобно тому, как это уже сделано в Польше.

(Там Франк приказал евреям носить звезду Давида.) В большом зале установилась мертвая тишина. Все взоры устремились на полковника, которому явно было мучительно выступать.

– В дальнейшем, – продолжал он, – следует выяснить, нельзя ли сосредоточить столичных евреев в восточной части Берлина в бараках или каких-либо иных жилищах. (Вероятно, Канарис за образец брал Варшавское гетто.) Благодаря такому размещению за ними будет намного легче и проще наблюдать. Под страхом суровых наказаний евреи не должны появляться на улицах без опознавательных знаков. Легче всего их было бы контролировать, если бы они содержались где-нибудь в Восточном Берлине на относительно ограниченной территории…

Геббельс, который еще во время доклада понял все последствия подобных мер, стал несколько взволнован. Хотя можно было предположить, что он совсем не был против ужесточения курса относительно евреев, но он еще не забыл неприятных последствий берлинской «хрустальной ночи». Он перебивает полковника:

– Это невозможно! Это совершенно невозможно! Я знаю моих берлинцев! Как мы будем выходить из положения? Начнется сплошное сострадание и сочувствие. Повсюду только и будет раздаваться: «Бедные евреи!» – и эффект окажется прямо противоположным. Некоторые чувствительные евреи из-за этих опознавательных знаков покончат жизнь самоубийством, и мы еще больше утратим за границей кредит доверия.

Так как все молчали, Геббельс окинул взглядом общество за столом:

– Хочет ли кто-нибудь высказаться по предложению адмирала Канариса?

Некоторые из присутствующих попросили слова. Если они и остерегались проявить человечность, то отклоняли предложения по деловым, реально-политическим соображениям: утрата партией престижа, нежелательный эффект за границей…

На этом вопрос был исчерпан, заседание закончилось.

Примерно через две недели полковник М. на очередном совещании опять берет слово и снова объявляет о пожелании адмирала Канариса внешне пометить берлинских евреев и разместить их на казарменном положении в каких-либо «сборных пунктах» на востоке Берлина.

На этот раз полковник достает из своей желтой кожаной папки несколько документов и со значительным видом стучит по ним пальцем:

– Я принес достаточно материалов, из которых неопровержимо следует, что во многих делах по шпионажу и о государственной измене евреи выступали в качестве связных.

Геббельс подпирает подбородок правой рукой:

– Как я уже здесь говорил, введение звезды Давида привело бы не к чему иному, как усилению симпатий к евреям. Партии это нанесло бы значительный ущерб. Вы хоть понимаете это?

– Тогда я попросил бы господина рейхсминистра предоставить возможность после совещания поговорить в узком кругу.

Геббельс согласно кивает.

Полковник убирает свои бумаги в желтую папку.

После совещания Геббельс, сопровождаемый офицером и государственным секретарем Гуттерером, направляется в свой рабочий кабинет.

– Итак, герр полковник, что вы еще хотите мне сказать? – Движением руки Геббельс предлагает ему сесть.

Полковник М. откашливается:

– Герр рейхсминистр, господин адмирал Канарис просит принять его. Он хотел бы сделать доклад по еврейскому вопросу.