Почти одновременно с восшествием на престол Иван познал радости плотской любви и так к ним приохотился, что начал менять своих любовниц чуть ли не ежедневно, в чем ему, разумеется, никто не препятствовал.
Постепенно молодой царь становился все строже и забирал в свои крепкие руки все больше власти. Добрым царем он не был никогда, даже смолоду. Вот один из примеров, про который писал Карамзин: «Граждане Псковские, последние из присоединенных к Самодержавию и смелейшие других (весною в 1547 году), жаловались новому Царю на своего Наместника, Князя Турунтая-Пронского, угодника Глинских. Иоанн был тогда в селе Островке: семьдесят челобитчиков стояло перед ним с обвинениями и с уликами. Государь не выслушал: закипел гневом; кричал, топал; лил на них горящее вино; палил им бороды и волосы; велел их раздеть и положить на землю. Они ждали смерти. В сию минуту донесли Иоанну о падении большого колокола в Москве; он ускакал в столицу, и бедные Псковитяне остались живы».
Бедные псковитяне...
Много надежд возлагалось на женитьбу молодого царя. Женится — переменится, женится — образумится, женится — остепенится, женится — подобреет...
3 февраля 1547 года шестнадцатилетний Иван Васильевич женился на Анастасии Захарьиной, дочери боярина Романа Юрьевича Захарьина, которая прежде всего пленила царя своей скромностью и кротостью, а потом уже красотой.
Всего на две недели попал царь под благотворное влияние своей молодой жены. Вел спокойную жизнь, позабыв свои жестокие забавы и распущенные гулянки, не раз выходил к народу, щедро раздавая милостыню, освободил многих из тех, кого сам же и повелел бросить в темницу.
Затем все пошло своим привычным чередом — словно изголодавшись за столь недолгий срок, царь с неимоверным упоением возобновил свои забавы и утехи. Он начал развратничать чуть ли не на глазах у Анастасии, которую пьяные разнузданные оргии венценосного мужа ужасали, пожалуй, больше, чем его жестокие забавы. Как не посочувствовать положению, в котором оказалась новобрачная, когда, выглянув в окно, она становилась свидетельницей травли людей медведями — одной из любимых забав царя, а выйдя к столу, заставала своего мужа в чужих объятиях, зачастую в совершенно непотребных позах. На робкие упреки царицы царь отвечал грубостью и издевками.
Их первенец, названный Дмитрием, родился хворым и прожил недолго. После него Анастасия родила сына Федора Ивановича, престолонаследника, и дочь Евдокию. Тринадцать лет длилось супружество Ивана IV и Анастасии Захарьиной, пока в июле 1560 года царица не заболела странной, внезапной и тяжелой болезнью, течение которой осложнилось испугом.
«В сухое время, при сильном ветре, загорелся Арбат; тучи дыма с пылающими головнями неслись к Кремлю. Государь вывез больную Анастасию в село Коломенское; сам тушил огонь, подвергался величайшей опасности: стоял против ветра, осыпаемый искрами, и своею неустрашимостью возбудил такое рвение в знатных чиновниках, что Дворяне и Бояре кидались в пламя, ломали здания, носили воду, лазили по кровлям. Сей пожар несколько раз возобновлялся и стоил битвы: многие люди лишились жизни или остались изувеченными. Царице от страха и беспокойства сделалось хуже. Искусство медиков не имело успеха, и, к отчаянию супруга, Анастасия 7 августа, в пятом часу дня, преставилась...» — писал Карамзин.
Поговаривали, что несчастную отравили враги, желавшие оттеснить род Захарьиных от трона. По свидетельству современников Иван Васильевич тяжко переживал смерть супруги, которой при жизни почти не уделял внимания. Неделю после похорон царь провел в затворничестве, а когда предстал перед приближенными, то поразил их переменой в своем облике, став похожим на старика.
«С сего времени умолк плач во дворце. Начали забавлять Царя, сперва беседою приятною, шутками, а скоро и светлыми пирами; напоминали друг другу, что вино радует сердце; смеялись над старым обычаем умеренности; называли постничество лицемерием. Дворец уже казался тесным для сих шумных сборищ: юных Царевичей, брата Иоаннова Юрия и Казанского Царя Александра, перевели в особенные домы. Ежедневно вымышлялись новые потехи, игрища, на коих трезвость, самая важность, самая пристойность считались непристойностью. Еще многие Бояре, сановники не могли вдруг перемениться в обычаях; сидели за светлою трапезою с лицом туманным, уклонялись от чаши, не пили и вздыхали; их осмеивали, унижали: лили им вино на голову», — писал летописец.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу