Андрей Шляхов - Нежная любовь главных злодеев истории

После войны досталось и подросшему Джонриду Сванидзе, стеснявшемуся своего вычурного имени и предпочитавшему называть себя Иваном. В 1948 году он за ту же «антисоветскую деятельность» был приговорен к ссылке на пять лет, но смог вернуться домой лишь в 1956 году, спустя три года после смерти товарища Сталина. Можно утверждать, что несчастный Джонрид еще легко отделался. За все надо платить, а за родство с вождем — тем более...

Но вернемся пока в 1904 год, когда по всей России прокатилась волна недовольства и забастовок. У правящего режима внезапно обнаружилось множество противников как среди рабочих и крестьян, так и среди интеллигенции, многие представители которой были дворянского происхождения.

Начавшаяся в феврале 1904 года война с Японией, война провальная, проигранная чуть ли не в зародыше, еще больше озлобила недовольных, а трагедия 9 января 1905 года, вошедшая в историю под названием «кровавого воскресенья», подлила, как говорится, масла в огонь.

Николай II, напуганный возмущением подданных, издал манифест, обещающий парламентскую систему управления, но эта полумера уже не могла успокоить народ. Процесс пошел...

Социал-демократы к тому времени успели расколоться на радикалов — большевиков и умеренных — меньшевиков. В Грузии, считавшейся оплотом меньшевизма и националистических настроений, Коба твердо держался большевиков, понимая, что с большинством, тем более исповедующим насильственные методы, можно достичь гораздо большего. К тому же Кобе уже тогда стало тесно в родной Грузии — планы его шли далеко, очень далеко.

Именно тогда экспроприатор и теоретик Коба выходит на свет — участвует в работе первой партийной конференции, происходившей в финском городе Таммерфорсе, и очередного партийного съезда в Стокгольме. На этом съезде, кстати говоря, была принята резолюция с осуждением экспроприации, которые все больше и больше напоминали обычные грабежи. Коба на эту резолюцию не обратил никакого внимания, продолжая заниматься любимым делом. Его вместе с верным Камо даже собирались судить партийным судом за неподчинение воле большинства, но обошлось. Скорее всего, за экспроприаторов вступился сам Ленин, бывший большим любителем как жить за чужой счет, так и загребать жар чужими руками. Известно, что и в Стокгольме, и на следующем съезде в Лондоне Ленин голосовал против резолюций, осуждавших экспроприации.

С 1908 года в жизни Кобы идет череда арестов, ссылок и побегов. Ходило много слухов о связи Сталина с царской охранкой, но ни один из них не получил документального подтверждения. Об этом писал в эмиграции в своих мемуарах Ной Жордания, руководитель грузинских меньшевиков, а также упоминал некий Александр Орлов, сотрудник НКВД, бежавший за границу в тридцатые годы прошлого века.

В городе Сольвычегодске Вологодской губернии у ссыльного Джугашвили был недолгий роман с квартирной хозяйкой, Матреной Кузаковой, родившей впоследствии сына Константина, который был записан ею на имя умершего задолго до того мужа Степана. Константин Степанович Кузаков никогда не встречался со Сталиным, но пользовался покровительством вождя, позволившим ему не только избежать ареста, но и занимать руководящие посты, пусть не самые высокие, но вполне достаточные для безбедной и привольной жизни.

В тридцатые годы XX века Матрену Кузакову с семейством неожиданно переселили в Москву, где Константин смог получить образование и избежать обычной для деревенского жителя того времени участи колхозника.

В сентябре 1996 года в газете «Аргументы и факты» было напечатано интервью самого Кузакова под названием «Кузаков — сын Сталина». На пороге своего девяностолетия Константин Степанович Кузаков (кстати говоря, внешне весьма похожий на Сталина) признался в том, что еще в детстве знал, что он — сын Сталина.

Сольвычегодск — побег — арест в Баку — снова Сольвычегодск... Последний раз Кобу арестовали в Санкт-Петербурге и на четыре года сослали в Туруханский край, откуда он почему-то ни разу не попытался бежать. Вот что писал о туруханской ссылке Юрий Трифонов: «Выдержать Туруханку с ее ледяным климатом, пургами, непрерывной топкой печей, сырым и коротким летом, мошкарой, с ее белыми, изнуряющими душу ночами, с ее ощущением таежной пустыни и трагической отдаленности от всего остального мира могли люди физически очень крепкие. Спандарян заболел чахоткой и умер. Дубровинский погиб весной 1913 года, и до сих пор неясно, утонул он или покончил с собой... Люди уставали ждать, надеяться.