Записка о древней и новой России

несправедливость свою в тяжбе с дворянином, переносил дело в

Кабинет; там засыпало оно и не пробуждалось. В самых

государственных учреждениях Екатерины видим более блеска, нежели

основательности: избиралось не лучшее по состоянию вещей, но

красивейшее по формам. Таково было новое учреждение губерний,

изящное на бумаге, но худо примененное к обстоятельствам России.

Солон говорил: «Мои законы несовершенные, но лучшие для афинян».

Екатерина хотела умозрительного совершенства в законах, не думая

о легчайшем, полезнейшем действии оных: дала нам суды, не

образовав судей; дала правила без средств исполнения. Многие

вредные следствия Петровой системы также яснее открылись при сей

государыне: чужеземцы овладели у нас воспитанием, двор забыл язык

русский; от излишних успехов европейской роскоши дворянство

одолжало; дела бесчестные, внушаемые корыстолюбием для

удовлетворения прихотям, стали обыкновеннее; сыновья бояр наших 44

рассыпались по чужим землям тратить деньги и время для

приобретения французской или английской наружности. У нас были

академии, высшие училища, народные школы, умные министры,

приятные светские люди, герои, прекрасное войско, знаменитый флот

и великая монархиня, — не было хорошего воспитания, твердых

правил и нравственности в гражданской жизни. Любимец вельможи,

рожденный бедным, не стыдился жить пышно; вельможа не стыдился

быть развратным. Торговали правдою и чинами. Екатерина — Великий

Муж в главных собраниях государственных — являлась женщиною в

подробностях монаршей деятельности: дремала на розах, была

обманываема или себя обманывала; не видала, или не хотела видеть

многих злоупотреблений, считая их, может быть, неизбежными и

довольствуясь общим, успешным, славным течением ее царствования.

По крайней мере, сравнивая все известные нам времена России,

едва ли не всякий из нас скажет, что время Екатерины было

счастливейшее для гражданина российского; едва ли не всякий из

нас пожелал жить тогда, а не в иное время.

Следствия кончины ее заградили уста строгим судьям сей

великой монархини: ибо особенно в последние годы ее жизни,

действительно, слабейшие в правилах и исполнении, мы более

осуждали, нежели хвалили Екатерину, от привычки к добру уже не

чувствуя всей цены оного и тем сильнее чувствуя противное: доброе

казалось нам естественным, необходимым следствием порядка вещей,

а не личной Екатерининой мудрости, худое же — ее собственною

виною.

Павел восшел на престол в то благоприятное для самодержавия

время, когда ужасы Французской революции излечили Европу от

мечтаний гражданской вольности и равенства... Но что сделали

якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к 45

самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного. По

жалкому заблуждению ума и вследствие многих личных претерпленных

им неудовольствий, он хотел быть Иоанном IV; но россияне уже

имели Екатерину II, знали, что государь не менее подданных должен

исполнять свои святые обязанности, коих нарушение уничтожает

древний завет власти с повиновением и низвергает народ со степени

гражданственности в хаос частного естественного права. Сын

Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества; к

неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим

ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал

нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без

заслуг; отнял стыд у казни, у награды — прелесть; унизил чины и

ленты расточительностью в оных; легкомысленно истреблял

долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них

дело своей матери; умертвил в полках наших благородный дух

воинский, воспитанный Екатериною, и заменил его духом

капральства. Героев, приученных к победам, учил маршировать;

отвратил дворян от воинской службы; презирая душу, уважал шляпы и

воротники, имея, как человек, природную склонность к

благотворению, питался желчию зла; ежедневно вымышлял способ

устрашать людей — и сам всех более страшился; думал соорудить

себе неприступный дворец — и соорудил гробницу!.. Заметим черту,

любопытную для наблюдателя: в сие царствование ужаса, по мнению

иноземцев, россияне боялись даже и мыслить — нет! говорили, и

смело!.. Умолкали единственно от скуки частого повторения, верили