Василий Лебедев - Искупление

Бегство кашиков было замечено ордынскими полками в центре поля. Испуг передался им. Большой полк русских, в коем оставался стоять на рубеже только каждый седьмой, воспрянул духом вновь и из последних сил ринулся на ворога. А тут еще Боброк, кинувшийся за кашиками, на ходу отрядил четыре сотни, и те ударили справа в середину. Вал ордынцев, подковой впившийся в остатки большого полка, тотчас смешался. Пешие посыпались с горы трупов вниз, под ноги коней, конные торопливо поворачивали, бросая сабли и копья, доставали из-за спины лук, дабы отстреливаться на ходу. Копыта коней тяжко хлюпали в сыром прахе раздавленных трупов.

- Устрашились, окаянные! - ревел Федор Кошка.

- Не упускать ни единого! Понеже вновь найдут на Русь! - надрывно выкрикивал рядом Дмитрий Всеволож.

- Вот и хрен-то! За Русь!

Центр рухнул. Русские ратники из пеших переваливали через курганы мертвых, ловили коней, брали у мертвых оружие по руке и гнались вослед отступающим.

- За Русь!

Опьяненные усталостью, нежданной радостью очевидной победы, приостанавливались на миг и, незнакомые, обнимались коротко, не стыдясь слез, и, будто наполненные новой силой, продолжали погоню, нещадно разя каждого настигнутого.

До полка правой руки тоже докатилась эта волна. Там еще жив был Федор Грунка, во всем слушавшийся осторожного, но смелого литовца Андрея Ольгердавича. Оба они просмотрели, когда побежали татары, зато не пропустили этот грозный для себя знак их враги: тотчас с воплями кинулись они назад, вскакивая по двое в седло, ссорясь, убивая друг друга из-за коней.

- Грядет победа! - возликовал Федор Грунка.

И не надо было призывать к погане: полк правой руки, выдержавший первый натиск еще утром, весь день хоть и с большими потерями, но успешно отбивался. Не раз ратники переваливали через курганы смерти, теснили ордынскую пехоту, ввязывались в рубку с конными сотнями, но всякий раз Андрей Ростовский, Стародуб-ский или Андрей Ольгердович останавливали лихого Грунку и ратников, помня чаказ великого князя: стоять! Но теперь настал и их час! Это они начали творить победу на правом крыле после выезда Пересвета, после славной гибели передового полка...

- За Русь!

* * *

Боброк выскакал на вершину Красного холма и рассек мечом желтый шелк ставки Мамая.

- Что там? - придержал коня Серпуховской.

- Поло!

Боброк развернул коня, метясь втянуться в погоню, но с другой стороны ставки крикнул Иван Холмский, племянник великого князя Михаила Тверского:

- Митрей Михайлович! Чаша злата!

Глянул Боброк - огнем наживы полыхали глаза Ивана Холмского, а чаша аж двумя руками ко пруди прижата.

- Брось! Стыдись злато имати на костях православных!

- То Мамай изронил... Моя ныне чаша!

- Брось, велю тебе, Ванька! - грозно надвинул коня Боброк. - Эва, нравы агарянские утвердил! Обеими руками к себе чашу жмет... Брось!

Иван Холмский откинул чашу и несколько мгновений следил, куда она покатится, замечая место.

- Зело нравен ты, Митрей Михайлович...

- Скачи за мною! Вишь, утек окаянный зализывать раны по-песьи. Чингиз-ханово исчадье! Догнать!

Но догнать было непросто.

С холма открылся простор громадного полевого услонья - покатость на многие версты, и повсюду оно было забито тысячами арб, стадами верблюдов, коней, быков, Они заполонили все пространство, отдаленные перелески, и казалось, никакая сила не может проломить эту запруду. Но запруда эта была уже пробита самим Мамаем: еле заметной черной точкой метался вдали, у самого Дона, у той, позавчерашней переправы, бунчук великого темника. Прикрывая свой бег, уберегая себя от погони, он успел приказать последней сотне преданных кашиков из личной охраны, чтобы те развернули обоз поперек поля за холмом. И кашики развернули сотни арб своего повелителя, а спереди поставили те сорок возов с драгоценностями, мимо которых проходили наемники в пекло Куликова поля. Эти-то несметные богатства и задержали некоторых кашиков. Жадные, привыкшие еще в десятом колене только грабить, но не бросать, они рисковали жизнью, но приостанавливались у этого обоза. Приостанавливались не для того, чтобы прикрыть отступление своего бежавшего непобедимого повелителя - нет! Они приостанавливались, чтобы отбиться от неплотной пока погони русских, изловчиться и схватить хоть немного из того злата и серебра. Прямо с седел кашики вспарывали бараний мех мешков и с воем кидались к другим арбам, сшибаясь там меж собой, рвали мешки, рубились и снова выли, бросали мешки, кидались к следующей арбе.