Василий Лебедев - Искупление

Елизар, настегивая коня, заметил, что нагоняет, и даже успел оглянуться, увидеть, как помешавшийся в яростной битве кметь поднялся в стременах и один с окровавленной рукой остался против лавы ордынцев. Это зрелище поразило, видимо, и тех. Они, попридерживая коней, закричали и изрубили несчастного в куски.

- Сынове, милые! Стойте, бога ради! - Елизар перегнал отступающих, снял шлем перед ними и... впервые заплакал: - Не дайте позору пасть на поле сие священное! Зрите, сколько сгинуло братьев ваших и отцов! Предадим ли мы в сей роковой час память их? Сынове! Ударим вси заедино! Потянем, а не то пропало бабино трепало и не воскреснет доброе копье...

Палладий, бежавший один из первых, устыдился. Пошмыгал носом, утер ладонью глаза и повелел:

- А ну, поворачивай на поганых! Али мы ее русские? А?

- Скорее, сынове милые! Скорее за мной! Вот зрите, как я сгину глазом не моргну!

И Елизар кинулся навстречу совсем близкой смерти - туда, где не оставалось уже ни одного стройного ряда русских, оттесненных от дубравы, а в проход вырвалась с гиканьем последняя, свежая лава бешеных кашиков.

- О! Они-то нам и надобны! Сынове, за Русь!

И удивительное дело! Полторы тысячи юных воев с Елизаром Серебряником во главе завязали неравную рубку на краю Зеленой дубравы, отходя с потерями, но не убегая. Елизар тоже поднялся в стременах, для того чтобы юные вой видели его и дольше держали бы ряды.

Но ряды таяли, и кашики все же прорвались и разворачивались для смертельного удара в спину большого полка. В то же время, ожидая этого удара, готовились ударить в лицо и те нукеры, что налезали и налезали со стороны Красного холма.

Со слезами рубились юные вой, с криком, но рубились и не отходили. Елизар заметил пятнадцатилетнего сына Лагуты. Он узнал Воислава по белому шраму на виске - увидел и навеки потерял: кожаную шапчонку разрубил кашик вместе с головой... Елизар потерял из виду врага, кинулся было отомстить за Воислава, но тяжелый удар копьем в бок опрокинул его. Калантарь выдержал, только перехватало дыханье, но новый удар саблей был хлесток и точно рассчитан по голове. Елизар нашел в себе силы и, вися в стремени, поднял руку со щитом. Острая боль в плече, и конь вытряхнул его на кучу мягких и липких трупов.

Он услышал еще воинственные крики татар:

- Урранг! Урранг! - Но крики эти вдруг потонули в других - в криках страха, которые легко разобрал Елизар.

Вскоре послышались кэики русских - мощный вал гневных голосов и топот тысяч свежих коней.

- Царица небесная!.. - проговорил Елизар и хотел подняться, чтобы увидеть, как засадный полк Боброка и Серпуховского, истомившийся ожиданием своего часу, крошил и рвал на части десятки, сотни, тысячи кашиков, вмиг рассеявшихся по краю Куликова поля от задних рядов большого полка до Непрядвы.

- Вершись, правое дело!.. - шептал Елизар, но так и не мог подняться и увидеть конец битвы. Глаза его застилал туман - желто-красная густая пелена, а боль в боку и плече свалила его наконец, и он ткнулся шлемом в спину кашика, еще подымавшуюся в предсмертном дыхании.

23

В первые два часа битвы даже Федор Кошка не смел выходить к опушке Зеленой дубравы, опасаясь гяг-ва Боброка, лишь князь Серпуховской подкрадывался с поляны, осторожно раздвигал кусты и молча топорщил усы за спиною большого воеводы. Картина, что открывалась взору, была раз от разу асе тревожнее и страшней. Отсюда не видно было не только полков правой руки, но и большой полк едва угадывался по священным хоругвям, колыхавшимся на длинных древках вокруг великокняжеского знамени. Оттуда доносился самый страшный рев. Но на третьем часу битвы, когда солнышко стало как раз напротив дубравы, неладное содеялось и тут, в полку левой руки. Тут с самого начала пешая орда, учиня смертоносную стрельбу из луков, навалилась наконец грудь в грудь на полк боярина Льва Морозова, стоявший первым, и битва у Зеленой дубравы сразу выровнялась. Шла она так же отчаянно и страшно, как всюду, но на пространстве в каких-то семьсот саженей трудно было ордынцам перевесить. Их было много больше, но попробуй поставь против одного русского троих - места мало, вот и ждали вороги, когда выбьют передних, чтобы вступить, и напирали сзади, торопя передних в дальнюю дорогу - на тот свет. Однако для полка Морозова время готовило испытание. Силы его иссякали, и дело было не только в том, что нестерпимая жара, жажда, напряжение нервов и просто усталость вымотали бессменно стоявших ратников, дело было в том, что их просто мало оставалось. Мало, а пространство в семьсот саженей, казавшееся ранее совсем крохотным по сравнению с большой силой ратников, теперь растягивалось на глазах и, чтобы заполнить его и с прежней плотностью держать тяжелый, беспросветный вал нукеров, генуезцев, фрязей - всю эту дикую, ревущую многоязычную стену, задним рядам русских приходилось растекаться, бросаясь в образовавшиеся бреши.