Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы

Фюрер изложил свои соображения на эту тему М. Борману, который их записал, и текст сохранился. Оказывается, Гитлер был обеспокоен тем, что после окончания войны в Германии останется несколько миллионов женщин без мужей, собирался решить эту проблему таким образом: «Мы должны стремиться к тому, чтобы женщины, которые после войны не смогут выйти замуж, вступали бы в длительные связи с женатыми мужчинами, для того чтобы производить на свет как можно больше детей». Фюрер далее заявлял, что такие связи должны будут официально приравниваться к браку, то есть фактически ратовал за многоженство, вторая жена, по его проекту, должна была носить фамилию этого «мужа». Он призвал также вообще расширять внебрачные отношения. И, как обычно, одновременно со всеми этими предложениями фюрер требовал строго наказывать тех, кто не согласится с такими начинаниями. Он патетически восклицал: «Представьте себе только, какая это будет потеря в дивизиях через 20–45 лет». Вот где, оказывается, была собака зарыта! Фюрер до конца оставался верен себе…

Еще больше обострила агонию Гитлера измена его ближайших сподвижников, о которой он успел узнать накануне своего конца, и это привело его в бешенство. Как-никак его довольно монолитная команда сложилась еще в 20-е годы, и вот эти самые верноподданные из верноподданных оказались способными на измену своему фюреру. Известно, что Геринг и Гиммлер пытались в конце войны договориться о сепаратном мире с Англией и США. Как бы в поддержку этого замысла немецкие части сражались в то время против западных союзников совсем не так упорно, как против советских войск, а в некоторых случаях даже сдавались в плен без боя американцам и англичанам. В самые последние дни войны, при сражении за Берлин, немцы отчаянно пытались удержать свои позиции против наших войск и открыть дорогу на город западным вооруженным силам. Гиммлер в те дни заявил графу Бернадотту, представителю шведского Красного Креста: «В том положении, какое сейчас создалось, у меня развязаны руки. Чтобы спасти возможно большие части Германии от русского вторжения, я готов капитулировать на западном фронте, с тем чтобы войска западных держав как можно скорее продвинулись на Востоке». Наш решительный штурм сорвал этот план, правда, он стоил нам последних тяжелых жертв завершавшейся на этом войны. Вообще наше наступление на Берлин в последние недели войны и само сражение за город до сих пор по-разному оцениваются историками, по мнению многих оно носило больше политический характер, нежели стратегический, это стоило нам очень больших жертв, хотя, конечно, и без них Берлин на неделю раньше, на неделю позже все равно бы пал. Но вопрос стоял так: чей флаг первым взовьется над поверженной германской столицей? С точки зрения исторической логики право на это было, конечно же, за нами.

Отношение многих ближайших соратников к своему фюреру начало меняться отнюдь не в огне берлинской битвы, а гораздо раньше. Еще в марте 1945 года Гитлер посетовал своей секретарше: «Я не могу положиться ни на одного человека, все меня предают. От этого я совершенно болен». А уже перед самым падением Берлина он кричал в своем бункере: «Все руководство авиации надо повесить без промедления!» Но не было уже места и времени для виселиц, и разбежались кто куда палачи. Узнав об измене Гиммлера, фюрер заплакал и заявил: «Никто меня не щадит. Мне пришлось испытать все — разочарование, предательство… А теперь еще и он. Все кончено. Нет такой несправедливости, какую бы мне не причинили». Даже в своем завещании он не забыл об «изменниках»! «Накануне моей смерти я изгоняю из партии бывшего рейхсмаршала Германа Геринга и лишаю всех прав… Я изгоняю из партии бывшего рейхсфюрера СС и имперского министра внутренних дел Генриха Гиммлера и лишаю его всех постов».

Более чем любопытно, что даже самые близкие к Гитлеру люди, Борман и Геббельс, еще задолго до его самоубийства задумывались о возможности переговоров с нами по поводу сепаратного мира. Этот, казалось бы, уже совсем безумный в то время план уходил своими корнями, конечно же, в их воспоминания о советско-германском сотрудничестве в 1939–1941 годах, о родстве двух идеологий, гитлеровской и сталинской, о сходстве и симпатиях между Гитлером и Сталиным. Вскоре после самоубийства фюрера, 1 мая, ранним утром, в расположение наших войск прибыл начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Кребс и вручил нашему командованию письмо от Геббельса с предложением о «мирных переговорах между державами, у которых наибольшие потери в войне». Вот как заговорил самый главный нацистский идеолог! Утопающий пытался схватиться за соломинку. Узнав об отказе, он вместе с женой покончил жизнь самоубийством, отравив предварительно шестерых своих детей.